Молитва об Оуэне Мини

— ЧЕГО МЫ ЖДЕМ? — спросил Оуэн. — ДАВАЙ ПРОСТО ЗАЙДЕМ К НИМ И СПРОСИМ, БЫЛ У НИХ КОГДА-НИБУДЬ ПОЖАР ИЛИ НЕТ.

Внутри нас поразила скупость интерьера, столь же странная и непривычная, как и пронзительно-алый цвет каждого предмета одежды. Если что-то и отличало этот магазин, так это желание подчеркнуть — с назойливой нарочитостью, — что у них все представлено в единственном экземпляре: один бюстгальтер, одна ночная рубашка, одна нижняя юбка, одно маленькое платье-«коктейль», одно длинное вечернее платье, одна длинная юбка, одна короткая юбка, та самая блузка на единственном манекене, что мы видели в витрине, и один прямоугольный стеклянный прилавок, в котором лежали единственная пара красных кожаных перчаток, пара красных туфелек на высоком каблуке, одно гранатовое ожерелье и к нему гранатовые серьги и один очень тонкий ремешок (тоже красный, вероятно, из кожи крокодила или ящерицы). Стены были белые, абажуры ламп, мягко подсвечивающих стены, — черные; единственный мужчина за единственным прилавком был бы ровесником моей мамы, будь она жива.

Мужчина пренебрежительно оглядел нас. Он видел перед собой двух подростков, одетых совсем не для Ньюбери-стрит; возможно (и в таком случае ему нас жаль), выбирающих подарок для мамы или подружки. Вряд ли мы могли бы осилить даже самую дешевую красную вещь из имевшихся в наличии в магазине «Джерролдс».

— У ВАС КОГДА-НИБУДЬ БЫЛ ПОЖАР? — спросил Оуэн продавца.

Пренебрежения у мужчины сразу поубавилось; может, он и подумал, что для страховых агентов мы, пожалуй, слишком молоды, но вопрос Оуэна — не говоря уже о его голосе — несколько обескуражил его.

— Тут вроде был пожар где-то в конце сороковых, — сказал я.

— ИЛИ В НАЧАЛЕ ПЯТИДЕСЯТЫХ, — добавил Оуэн Мини.

— Вы, наверное, появились здесь позже — ну, на этом месте? — спросил я мужчину.

— ДЖЕРРОЛД — ЭТО ВЫ? — спросил продавца Оуэн Мини и, словно маленький инспектор полиции, пододвинул к нему по стеклянному прилавку слегка потрепанную этикетку от маминого платья.

— Это наша этикетка, — сказал мужчина, осторожно ощупывая пальцами вещественное доказательство. — Мы здесь открылись еще до войны, но, по-моему, у нас не было никакого пожара. А что за пожар? — спросил он Оуэна — потому что, естественно, из нас двоих Оуэн явно был главнее.

— ДЖЕРРОЛД — ЭТО ВЫ? — повторил Оуэн.

— Это мой отец — Джордано, — сказал мужчина. — Он раньше был Джованни Джордано, но, как только мы сошли на берег, здесь с такой фамилией его задолбали.

Это была очередная душещипательная история эмигрантов, но нас с Оуэном сейчас интересовала совсем другая история, и я вежливо спросил мужчину:

— Простите, а ваш отец еще жив?

— Эй, папа! — крикнул мужчина. — Ты жив?

Белая дверь, до того плотно пригнанная к белой стене, что мы с Оуэном ее поначалу даже не заметили, распахнулась, и в торговый зал вышел старик с обмотанным вокруг шеи портновским метром и множеством булавок, торчащих из отворотов его жилетки.

— Конечно жив! — воскликнул он. — Ты что, заждался? Не терпится наследство получить? — Это был почти бостонский выговор, лишь слегка отдающий итальянским акцентом.

— Пап, эти молодые люди хотят потолковать с «Джерролдом» о каком-то пожаре, — пояснил сын; он говорил сдержанно и с более явным бостонским выговором, чем у отца.

— О каком еще пожаре? — спросил нас мистер Джордано.

— Нам говорили, что ваш магазин сгорел где-то в конце сороковых или в начале пятидесятых, — сказал я.

— Надо же, для меня это большая новость! — удивился мистер Джордано.

— Наверное, моя мама ошиблась, — пояснил я и показал мистеру Джордано старую этикетку. — Она купила в вашем магазине платье. Где-то в конце сороковых или в начале пятидесятых. — Я не знал, что еще сказать. — Красное такое, — добавил я.

— Ну еще бы, — отозвался Джордано-младший.

Я сказал:

— Жаль, у меня нет с собой ее карточки, — наверное, я лучше приду сюда еще раз и принесу ее фотографию. Может, вы тогда что-нибудь вспомните о ней.

— Она хочет что-то переделать? — спросил старик — Я готов перешить его — но она должна сама сюда прийти. Я не умею переделывать платья по фотографиям!

— ОНА УМЕРЛА, — сказал Оуэн Мини. Его крошечная рука снова нырнула в карман. Оуэн достал аккуратно сложенный конверт; в конверте лежала карточка, которую ему подарила моя мама, — свадебная фотография. Мама на ней вышла очень красиво, да и Дэн тоже ничего. Мама надписала фото — это были слова благодарности Оуэну и его отцу за их необычный свадебный подарок. — Я ТУТ СЛУЧАЙНО ЗАХВАТИЛ КАРТОЧКУ С СОБОЙ, — сказал Оуэн, протягивая реликвию мистеру Джордано.