Молитва об Оуэне Мини

То, что я довожусь двоюродным братом Похотливой Самке, слегка поднимает меня в глазах моих девчонок из школы епископа Строна, которые во всех других отношениях склонны считать меня брюзгой и занудой — эдаким чудилой, коротко стриженным типом, что носит вельвет и твид и примечателен лишь своими политическими взглядами да мерзкой привычкой уминать обрубком указательного пальца табак в трубке. Собственно, а почему бы нет? Мой палец словно для того и создан; нам, калекам, надо стараться извлекать из своих увечий и изъянов все возможные выгоды.

Хестер изредка приезжает на гастроли в Торонто, и мои ученицы, что причисляют себя к ее яростным поклонницам, всегда обращаются ко мне насчет лишнего билетика; они знают, что у меня можно разжиться десятком-другим. В окружении юных и прелестных спутниц мне проще раствориться в фанатеющей толпе. Кроме того, такой эскорт делает меня «крутым» в глазах самой Хестер.

— Я вижу, для тебя еще не все потеряно, — неизменно замечает моя сестрица, пока в ее захламленную гримерку за кулисами толпой вваливаются мои ученицы — естественно, немеющие от ужаса при виде как всегда растрепанной и неряшливой до неприличия Хестер.

— Это мои ученицы, — напоминаю я сестре.

— Ну и хорошо, — уверяет меня Хестер, после чего всегда обращается к какой-нибудь из девушек, а то и сразу к нескольким: — Хотите безопасного секса — попробуйте это дело с ним! — Тут она кладет мне на плечо свою тяжелую лапу и изрекает: — Он ведь у нас, знаете ли, девственник. Безопаснее не бывает!

И они все хихикают над ее шуткой — они и вправду думают, это шутка. По их представлениям, подобные бесстыдные шутки совершенно в духе Похотливой Самки. Я очень хорошо вижу: они даже мысли не допускают, будто заявление Хестер — насчет того, что я девственник, — это правда!

А Хестер знает, что это правда. Я не понимаю, почему мой статус кажется ей оскорбительным. После многолетних унизительных попыток расстаться с невинностью, никого, кроме меня самого, не волнующей, — что-то никто на нее всерьез не покушался, — я решил, что, в конце концов, девственность, если ее хранить, обретает ценность. Думаю, вряд ли меня можно называть «непрактикующим гомосексуалистом», что бы там это ни означало. Все, что со мной произошло, просто-напросто сделало меня бесполым, и у меня, естественно, нет желания стать «практикующим».

Хестер тоже на свой лад осталась девственницей. Оуэн Мини был единственной любовью в ее жизни; после него она ни разу больше не позволила себе всерьез кем-нибудь увлечься.

— Мне время от времени нравится какой-нибудь парнишка, — как-то поделилась она со мной. — Знаешь, сейчас такие времена, что надо придерживаться «безопасного секса», а потому я предпочитаю девственников. Эти мальчики не смеют мне врать, представляешь! И потом с ними так легко расставаться — они даже вроде как благодарны! А что может быть лучше? — спрашивает меня моя сестрица. И мне ничего не остается, кроме как улыбаться в ответ на ее кривую ухмылку.

Похотливая Самка! У меня есть все ее пластинки, но нет проигрывателя; и все ее пленки у меня тоже есть, но нет магнитофона — нет даже автомагнитолы. Да у меня и автомобиля-то нет. А что касается новых видеоклипов Хестер, я вполне могу полагаться на своих учениц.

— Мистер Уилрайт! Вы уже видели «Без рук за рулем»?

Я вздрагиваю. Рано или поздно я смотрю их все. От этой чертовщины никуда не сбежишь; видеоклипы Хестер пользуются скандальной славой. Даже преподобная Кэтрин Килинг пристрастилась! Якобы из-за того, что клипы смотрят ее дети, так что ей важно знать, что это за новомодные мерзости.

Видеоклипы Хестер и в самом деле безобразны. Петь она стала если не лучше, то уж точно громче; музыкальное сопровождение насыщено электрическими басами и другими виброакустическими эффектами, придающими голосу Хестер низкий гнусавый тембр, отчего ее пение напоминает вопли избиваемой тетки, взывающей о помощи со дна железной бочки. Визуальный же ряд — это нарочито непонятная смесь современных сцен телесной близости с какими-то неведомыми парнями и черно-белых документальных кадров вьетнамской войны. Тела, сожженные напалмом; матери с убитыми младенцами на руках; вертолеты, что приземляются, взлетают и разбиваются в гибельном огне; неотложные хирургические операции прямо на поле боя; бесчисленные солдаты, обхватившие голову руками, — и среди всего этого Хестер собственной персоной; она проходит по гостиничным номерам, очень похожим один на другой, и в каждом ее ждет очередной робкий парень, он одевается или, наоборот, снимает одежду.