Лунный свет

Приглашение на бал к леди Бессборо казалось идеальной возможностью представить сестер Сотби большому кругу свободных мужчин. Эти недели они провели относительно тихо, пополняя гардероб и участвуя в светских мероприятиях от случая к случаю, бывали на вечерних чаепитиях, ходили с визитами по утрам и изредка совершали верховые прогулки по парку. Однако в ноябре погода начала портиться, и окончание сезона было уже не за горами. Им следовало сделать все возможное до возвращения домой на Рождество, чтобы оказаться на шаг впереди прочих дебютанток.

После того, как Обри объявила о своих планах, даже спокойная Анна стала выказывать тревогу.

– Мы не справимся, Обри. Мы – никто, и не сможем это изменить так же легко, как сменили свои наряды. Было очень приятно полюбоваться видами, о которых мы прежде только слышали, и побывать в обществе, двери которого никогда бы не открылись перед нами без тебя, но мы всего лишь дочери торговца, к тому же не слишком юные и привлекательные.

Обри изумленно посмотрела на подругу. В самом деле, Анне Сотби через месяц исполнялось двадцать пять, что делало ее почти старой девой, но Обри не могла применить к ней слово «непривлекательная». Ее морковные волосы, конечно, не соответствовали моде, но большие, широко расставленные серые глаза подчеркивались высокими тонкими скулами и оживлялись особенной приятной улыбкой. Марии исполнилось двадцать два, и хотя ее не назовешь бриллиантом чистой воды, черты се лица выражали дружелюбие, а волосы рыжеватой блондинки были настоящим сокровищем. Обри тряхнула головой, энергично отметая возражения Анны.

– Совершенная ерунда! – заявила она. – Остин говорил мне, что историю вашей семьи можно проследить до зари истории. Если Сотби не так давно и переживали тяжелые времена, то это не ваша вина. Харли принимают везде, почему же вас отвергнут?

Кроме того, как только станет известно, что у вас хорошее приданое, вы сами сможете выбирать титулы. Богатство важнее красоты или происхождения.

Сейчас в ее речи слышатся откровенный сарказм, но ее спутницы не были шокированы.

– Харли ходил с ними в школу, – напомнила Анна. – Ему это легко. Меня не убедить в том, что я способна на большее, чем расписывать табакерки. И я не уверена, что смогу снести оскорбления.

– Трусиха! – набросилась на нее Мария, – Я собираюсь использовать свой шанс. Не думаю, что для меня в жизни не уготовано ничего, кроме верховых поездок по Девону и вязания у камина. Возможно, найдется какой-то лысый коротышка, для которого не будет иметь значения, что у меня веснушки или что я из семьи торговца. Мы счастливо заживем в Шотландии и будем ездить в Италию, когда кончится война, и я буду счастлива. Свет клином не сошелся на лорде Хитмопте и Харли, или на Джеффри и Эверсли. Есть и другие.

Обри отвернулась и предоставила сестрам спорить между собой. Упоминание имени Остина разбередило рапу в ее сердце. Она была бы счастлива, ездить верхом по Девону и сидеть у камина всю жизнь, только бы Остин был с ней.

Обри обмакнула перо в чернильницу и захотела излить на бумаге свой гнев, но все попытки оказались тщетными. Она не могла поверить в случившееся, когда отец увозил ее, а муж не сказал ни слова против, но сейчас все поняла. Ее ярость питалась воспоминаниями о его предательстве. Очевидно, она совершенно не разбирается в людях.

Она не собиралась задерживаться в Лондоне. Чувствуя злость и жалость к себе, она последовала, как было велено, за отцом, но уже во время этой утомительной поездки стали постепенно зреть мятежные планы. Ей уже восемнадцать, и у нее есть наследство. У нее есть средства, чтобы делать все, что она захочет, и ни от кого не зависеть. И она возненавидела Лондон.

Ее мятеж был укрощен в первый же день, когда отец оставил ее одну. Она ворковала над третьим наследником титула герцога, часами обсуждая с Пегги питание ребенка, и в то же время кипела от обиды на свое пленение. Малыш был прекрасен. Пегги была ее лучшей подругой. Даже Алван спустился с облаков, чтобы с радостью ее приветствовать. Но страдание съедало Обри изнутри с неумолимым постоянством. Она стремилась домой, к своей собственной семье, и если она не может быть с ней, она не примет никакой другой. Как только она смогла свободно воспользоваться экипажем, она удрала.

Обри торопливо утерла слезы при воспоминании об этом дне. Карета привезла ее прямиком к адвокатам, которые помещали ее средства в банк. Она ни слова не получала от них, кроме поздравления на свое восемнадцатилетние, однако они ее ждали. Она хотела выяснить размеры своего богатства и как она может им распорядиться. Остин и ее отец еще проклянут тот день, когда задумали разрушить ее счастье.