Лунный свет

– К вашим услугам, сэр…

* * *

Обри с волнением глядела в окно, наблюдая за причудами лунного света в саду. Она не могла обуздать беспокойные силы, струившиеся по ее жилам и заставлявшие жаждать недостижимого.

Последние дни Хит вел себя как настоящий джентльмен, не жаловался на то, что она перебралась в шезлонг, и не пытался как-то по-другому предъявить на нее права. Если уж на то пошло, он был так же сдержан, как и она, конечно, если рядом никого не было. Больше всего беспокойства ей доставляли мгновения, когда он представлял ее как свою жену, вот почему она так беспокойно расхаживала по комнате. Или ей так казалось. Он был заботливым мужем, всегда готовым предложить руку, подать шаль или просто заговорщически улыбнуться шутке, понятной только им. Большинство мужей едва замечают своих жен, и ей казалось, что он наверняка предпочел бы компанию своих сверстников ее детской болтовне, но при этом Остин не выказывал никаких признаков недовольства в отличие от любого другого мужчины. Такое несоответствие беспокоило ее.

Обри скрестила руки на груди и попыталась изгнать из головы воспоминания о том мгновении, когда Остин держал ее в объятиях и вел себя с ней как мужчина с женщиной. Он был мужчиной, он имел мужские потребности, а она была доступна. Она наверняка знала, что, представься ему такая возможность, и он взял бы ее, невзирая на свои обещания и возможные последствия. И это не означало, что он думал о ней как о жене или женщине или что он вообще думал о ней. Он просто справил бы свою нужду и наутро спокойно принял бы последствия.

Так до нее дошло, что их соглашение должно оставаться в силе, чтобы они действительно смогли положить конец их браку. Если она, конечно, не решит, что брак без любви лучше, чем одиночество. Если бы она была взрослее, опытнее, она бы смогла заставить Остина ее полюбить, но она не представляла, с чего начать. В конце концов, она действительно знала его слишком мало.

Мучаясь бессонницей, Обри босиком соскользнула вниз по галерее, направляясь в библиотеку. Хорошая книга отвлечет ее от бесплодных раздумий. Громкий голос Хита, доносящийся из кабинета, остановил ее. Она услышала свое имя, и хотя не могла вмешаться, но на мгновенье помедлила. Хит редко повышал голос, но сейчас его было хорошо слышно.

– Это нечестно по отношению к Обри, сэр, – горячо протестовал он. – Ей нужно воспользоваться шансом, сохранить положение в обществе. Она слишком молода, чтобы заживо похоронить себя в чужом для нее месте, лишив комфорта, к которому она привыкла. В крайнем случае, позвольте ей побыть с тетей, пока я не сделаю аббатство пригодным для обитания. Я действительно не могу взять ее с собой, вам это должно быть ясно.

Сердце Обри замерло, и она поспешно вернулась назад, не услышав ответа отца. Он уже собирался от нее отделаться! Она надеялась, что они стали друзьями, и что он, наверное, мог бы взять ее как жену, если она поощрит его, но нет! Он спихнет ее на друзей и родственников, а сам в одиночестве вернется домой, как всегда делал ее отец. Как он посмел! Он обещал защищать ее, пока она не вступит в права наследования, а сейчас хочет бросить всем на посмешище!

Обиженная, униженная и взбешенная открытием, что Остин хочет освободиться от нее, Обри ворвалась в свою комнату и задвинула засов. Пусть этой ночью посещает другую комнату для ночлега. Может, ее отец позволит ему спать с ним, они же такие добрые друзья!

Она слышала, как хлопнула дверь, когда Остин выбежал в ночь, наверняка взбешенный отказом ее отца позволить ей остаться в Лондоне. Слезы гнева и жалости к себе упали на подушку, когда она подумала, что ее не хотел ни один мужчина в жизни, а только мгновением раньше она была так горда своей ролью жены.

Позднее, в этот же вечер, Хитмонт заколебался, разглядывая темное, полированное дерево запертой двери, противившейся его нажиму. Сбитый с толку, он не мог определить причину столь внезапной отставки. Он только начал привыкать думать об Обри как о единственной союзнице во враждебном ему мире, но и она отвернулась от него.

Обескураженный новым поворотом событий и собираясь не уступать ни герцогу, ни его дочери, Хитмонт пошел искать слугу. С максимальным достоинством, которое он смог придать себе в такой ситуации, Остин вознаградил молчание слуги после того, как дверь была снята с петель. Слуга кивнул и исчез, а Остин продолжил прерванный путь, отомкнув дверь и установив ее на место. Оскорбление, нанесенное ему этой властной семейкой, требовало отмщения, а его голова была достаточно ясной, чтобы найти разумное решение.