261  

    – Погоди минуту, - сказал я. - Не уходи.

    – Так ты хочешь пойти со мной или нет?

    – Да, но сперва разреши мне кое-что у тебя спросить. У меня тут возникла одна мысль.

    – Держи ее при себе, - сказал Клод. - Ты говоришь о предмете, в котором ничего не смыслишь.

    – Помнишь тот пузырек со снотворными таблетками, которые врач выписал мне в прошлом месяце, когда у меня болела спина?

    – Ну и что?

    – А на фазанов они не могут подействовать?

    Клод прикрыл глаза и сочувственно покачал головой.

    – Погоди, - сказал я.

    – Тут и обсуждать нечего, - сказал он. - Да ни один фазан на свете не станет глотать эти паршивые красные капсулы. Ничего лучше не мог придумать?

    – Ты забываешь об изюме, - сказал я. - Послушай, что я тебе скажу. Берем изюм. Вымачиваем его, пока он не разбухнет. Потом делаем лезвием надрез. Потом немного его опустошаем. Потом открываем одну из моих красных капсул и высыпаем весь порошок в изюминку. Потом берем иглу и очень тщательно зашиваем надрез. Дальше...

    Краешком глаза я увидел, как рот Клода медленно приоткрывается.

    – Дальше, - продолжил я, - у нас получается красивая, чистая на вид изюминка с двумя с половиной гранами снотворного внутри, и позволь сказать тебе еще кое-что. Этого хватит, чтобы свалить с ног среднего мужчину, не то что птицу!

    Я выждал десяток секунд, чтобы сказанное мной попало по адресу.

    – Кроме того, используя такой способ, мы могли бы действовать масштабно. Захотим - и приготовим двадцать изюминок, а потом, на закате, нам останется только разбросать их на поляне, где их подкармливают, и уйти. Через полчаса таблетки начнут действовать. Когда мы возвращаемся, фазаны уже расселись по деревьям и покачиваются, ощущая некоторую слабость, притом стараются сохранить равновесие. Но скоро каждый фазан, который съел хотя бы одну изюминку, обязательно свалится без сознания на землю. Дорогой ты мой, да они будут падать с деревьев, как яблоки, и мы будем ходить и собирать их!

    Клод в восхищении смотрел на меня.

    – О господи, - неслышно произнес он.

    – И нас ни за что не поймают. Мы просто пройдем по лесу, разбрасывая по дороге изюминки, и даже если бы за нами наблюдали, все равно ничего бы не заметили.

    – Гордон, - сказал он, кладя руку мне на колено и глядя на меня большими и сверкающими, точно звезды, глазами. - Если эта штука сработает, она произведет настоящую революцию в браконьерстве.

    – Рад слышать.

    – Сколько у тебя осталось таблеток? - спросил он.

    – Сорок девять. В пузырьке было пятьдесят, я съел только одну.

    – Сорока девяти мало. Нам нужно не меньше двухсот.

    – Ты с ума сошел! - вскричал я.

    Он медленно отошел и встал у двери спиной ко мне, уставившись в небо.

    – Двести - крайний минимум, - тихо произнес он. - Особого смысла нет все это затевать, пока у нас не будет двухсот штук.

    "Что же он, черт побери, замыслил?" - подумал я.

    – До открытия сезона для нас это последняя возможность, - сказал Клод.

    – Больше никак не могу достать.

    – Ты ведь не хочешь, чтобы мы вернулись с пустыми руками?

    – Но зачем так много?

    Клод повернул голову и посмотрел на меня невинными глазами.

    – А почему бы и нет? - мягко произнес он. - У тебя что, есть какие-то возражения?

    О боже, неожиданно подумал я, да этот сумасшедший вздумал испортить мистеру Виктору Хейзелу церемонию открытия охотничьего сезона.

    – Достаешь две сотни таблеток, - сказал он, - и тогда мы этим займемся.

    – Не могу.

    – Но попробовать-то ты можешь?

    По случаю открытия охотничьего сезона мистер Хейзел принимал гостей каждый год первого октября, что было великим событием. Немощные джентльмены в твидовых костюмах - некоторые с титулами, а некоторые просто богатые съезжались отовсюду на автомобилях со своими носильщиками ружей, собаками и женами, и целый день в долине звучали раскаты ружейных залпов. Фазанов там всегда было предостаточно, поскольку каждое лето леса методично заселялись сотнями дюжин молодых птиц, что влетало в копеечку. Я слышал, будто разведение и содержание каждого фазана, до того как его застрелят, обходится дороже пяти фунтов (приблизительно цена двухсот буханок хлеба). Но мистер Хейзел с затратами не считался. Пусть и на несколько часов, но он становился большим человеком в маленьком мире, и даже глава судебной власти графства, прощаясь с ним, похлопывал его по спине и пытался вспомнить, как его зовут.

  261  
×
×