Наследница ведьм

Гиффорд. Как все-таки странно устроен мир! Казалось бы, никогда и ничего не могло случиться с Гиффорд.

— Молодой человек, — обратилась Эвелин к своему попутчику, которым оказался все тот же молодой человек из цветочного магазина.

Обескураженный ее странным поведением, он все время гордо ее сопровождал, слегка поддерживая под руку.

— Что случилось с моей внучкой? — спросила его она. — Расскажите мне. Что сказал вам Филдинг Мэйфейр? Я просто немного не в себе. Только не думайте, что я вообще выжила из ума. И отпустите мою руку. Я вполне справлюсь без вашей помощи. Слышите, я вас прошу мне сейчас же сказать. Что случилось с Гиффорд Мэйфейр?

— Я сам толком не знаю, мэм, — нерешительно ответил он. — Ее нашли на песчаном берегу. Говорят, она потеряла много крови. Как будто у нее было что-то вроде кровотечения. Вот все, что я знаю. Когда ее привезли в больницу, она уже скончалась. Больше мне ничего неизвестно. Насколько я знаю, ее муж как раз сейчас едет туда, чтобы все выяснить.

— Ну да, конечно. Знаю, что он туда едет, — пробормотала Эвелин, высвобождая свою руку из-под опеки молодого человека. — Кажется, я просила вас отпустить меня.

— Боюсь, вы можете упасть, Эвелин. Я ни разу не видел, чтобы вы так далеко уходили от дома.

— О чем ты говоришь, сынок? Восемь кварталов? Я всегда ходила по этому маршруту. На углу Притании и Вашингтон была маленькая аптека Я всегда останавливалась там, чтобы купить мороженое. Покормить мороженым Лауру Ли. Пожалуйста, отпусти мою руку!

Молодой человек глядел на нее растерянным, пристыженным и исполненным жалости взором. Бедняга. Но что остается слабому и старому человеку, как не упирать на свой авторитет, который в один миг можно разрушить! Если она сейчас упадет, если ее нога подвернется — ну уж нет, этого она не допустит!

— Ладно, ладно. Хороший ты малый. Храни Господь твою душу. Я не хотела обижать твои чувства. Только, пожалуйста, не говори со мной так, будто я выжила из ума. Это неправда. Будь любезен, помоги мне только перейти на другую сторону Притания-стрит. Эта улица слишком широкая. Потом возвращайся к себе в магазин и отправь цветы для моей девочки. Кстати, откуда ты меня знаешь?

— Я приносил вам цветы в день вашего рождения, мэм. Много, очень много цветов каждый год. Вы наверняка знаете мое имя. Меня зовут Хэнки. Неужели вы меня забыли? Я всегда махал вам рукой, когда проходил мимо ваших ворот.

В его тоне не было ни малейшего упрека, но теперь он смотрел на нее недоверчиво. Как будто в самом деле насторожился и мог насильно усадить ее в машину или, что еще хуже, позвонить кому-нибудь из ее родных, чтобы они ее забрали, так как ему стало более чем очевидно, что она не способна совершить свое путешествие без посторонней помощи.

— Ах да, Хэнки. Конечно, я тебя помню. Твой отец, Гарри, воевал во Вьетнаме. Как же, помню и твою мать. Она переехала в Виргинию.

— Да, мадам, верно. Вы все хорошо помните.

Как он был доволен! Это было самой противной и ненавистной стороной жизни пожилого человека. Если какому-нибудь старику удается посчитать, сколько будет два плюс два, люди прямо-таки начинают ему аплодировать. Без всякого преувеличения начинают хлопать в ладоши. Кто-кто, а она это уж точно знала. Конечно, Эвелин не забыла Гарри. Из года в год он доставлял им цветы. Если того старика, что носил им цветы, в самом деле звали Гарри. О Господи, Джулиен, зачем я так задержалась на этом свете? Зачем? Что мне тут еще осталось сделать?

А вот и белая кладбищенская стена.

— Ну, пошли, молодой Хэнки. Будь хорошим мальчиком. Переведи меня на ту сторону. Мне пора идти, — сказала она.

— Эвелин, пожалуйста, позвольте мне отвезти вас домой. Или, по крайней мере, позвонить мужу вашей внучки.

— Кому? Ему? Да он совсем отупел от пьянства, дурья твоя башка! — От возмущения она повернулась к нему лицом. — Видишь мою трость. Вот как сейчас дам ею тебе по башке, будешь тогда знать, — при этом Эвелин невольно захихикала, чем рассмешила и его.

— Но, мэм, вы хотя бы не устали? Может, вам лучше немного отдохнуть? Зайдите к нам в магазин и немного посидите.

Неожиданно она почувствовала себя такой усталой, что не нашла в себе сил даже выдавить из себя слово. Да и зачем, собственно, говорить? Все равно ее никто не слушает.

Встав на углу и крепко схватившись руками трость, она смотрела на лиственный коридор Вашингтон-авеню. «Лучшие дубы города, — часто думала она, — выстроились шеренгой вплоть до самой реки». Может ей следует все же уступить молодому человеку? Нет, что-то здесь было явно не так, что-то ужасно не клеилось. Но что? И вообще, что она собиралась сделать? В чем заключалась ее миссия? Господь всемогущий, она все забыла.