Песнь о Трое

Кто-то похлопал меня по руке: гонец от Агамемнона.

— Верховный царь хочет знать, почему прекратилось сражение, царь Нестор.

— Я согласился на временное перемирие. Взгляни сам! Ты бы сражался, если бы такое происходило на твоем участке боя?

Он внимательно присмотрелся.

— Иди и передай верховному царю, что Аякс с Гектором дерутся насмерть.

Гонец умчался прочь, дав мне возможность снова обратить внимание на поединок. Оба мужа продолжали яростно рубить и делать выпады — как долго уже это длилось? Мне не пришлось прикладывать руку к глазам, подняв взгляд на тускло-желтый шар запыленного солнца, чтобы заметить, что оно явно клонилось к западу, почти коснувшись линии горизонта. Клянусь Аресом, какая стойкость!

Колесница Агамемнона поравнялась с моей.

— Ты оставил командование, мой господин?

— Меня сменил Одиссей. О боги! Как долго они уже дерутся, Нестор?

— Около восьмой части дня.

— Им придется скоро закончить. Солнце садится.

— Невероятно, правда?

— Это ты объявил перемирие?

— Воины не хотели сражаться. Я бы тоже не стал на их месте. Как дела?

— Мы чуть продвинулись вперед, но они намного превосходят нас в численности. Диомед весь день сражался, будто титан. Он убил нарушителя перемирия Пандара и увел его доспехи у Гектора из-под носа. А! Эней здесь. Неудивительно, что он запросил перемирия! Диомед задел копьем его плечо и считает, что рана нешуточная.

— Так вот почему он свернул с фланга.

— Этот дарданец — самый большой хитрец, который есть у Приама. Но по слухам, он всегда прежде всего заботится о себе.

— Что с Менелаем? Стрела серьезно ранила его?

— Нет. Махаон перевязал его и отправил обратно в бой.

— Он устроил неплохое представление.

— Признайся, ты удивлен?

Долгий, печальный звук рога подтвердил наступление темноты, раздавшись над пылью и гомоном поля боя. Воины опустили оружие и глотали воздух ртом, переводя дыхание. Щиты упали на землю, мечи неуклюже вошли в ножны, но Гектор с Аяксом продолжали биться. В конце концов ночь победила их когда я сошел с колесницы и разнял их, они едва могли видеть собственное оружие.

— Уже очень темно, вы же ничего не видите, мои львы, поэтому опустите мечи.

Дрожащей рукой Гектор снял шлем.

— Признаюсь, я не жалею об этом. Я почти выдохся.

Аякс отдал щит Тевкру, у которого от его тяжести подогнулись колени.

— Я тоже выдохся.

— Аякс, ты — великий муж, — заявил Гектор, протягивая правую руку.

Аякс, улыбаясь, сжал запястье троянца.

— Я могу сказать то же самое о тебе, Гектор.

— Если Ахилла ценят выше тебя, то я не знаю почему. Вот, держи мой меч! — Повинуясь порыву, он протянул его Аяксу.

Аякс осмотрел клинок с искренним удовольствием и взвесил его в руке.

— С этого дня я буду биться только им. В обмен возьми мою перевязь. Мой отец говорил, что его отец получил ее от своего отца, которым был сам бессмертный Зевс. — Он наклонил голову и стянул с себя драгоценную реликвию. — Перевязь из блестящей пурпурной кожи с золотым тиснением, истинное произведение искусства.

— Я буду носить ее вместо собственной, — с удовольствием сказал Гектор.

Я видел, какое удовлетворение, взаимная симпатия и уважение возникли у них по отношению друг к другу при таких ужасных обстоятельствах. Потом рассудок мой окоченел под взмахами ледяных крыльев дурного предчувствия: этот обмен подарками не сулил ничего хорошего.

Той ночью мы расположились на ночлег там же, где остановили битву, — под стенами Трои, рядом с армией Гектора, отделявшей нас от Скейских ворот. Горели костры, над ними на перекладинах висели котлы; рабы разносили огромные подносы с ячменным хлебом и мясом, рекой текло разбавленное вино. Некоторое время я наблюдал за мириадами факелов, вспыхивающих у Скейских ворот, — троянские рабы сновали взад и вперед, прислуживая армии Гектора, — потом разделил трапезу с Агамемноном и остальными у костра, в окружении наших воинов. Когда я вступил в свет костра, их усталые лица повернулись ко мне с приветствием, и я увидел в них пустоту, которая всегда одолевает мужчину после тяжелой битвы.

— Мы не продвинулись вперед и на кончик пальца, — сказал я Одиссею.

— Как и они, — спокойно ответил он, разжевывая кусок вареной свинины.

— Какие у нас потери? — спросил Идоменей.