Песнь о Трое

— В любом случае, — практично заметил Деифоб, — он не был предназначен для того, чтобы внести его внутрь наших стен. Он слишком высокий и не пройдет через ворота. Нет, каково бы ни было его предназначение, в нем нет никакого подвоха. Он должен остаться там, где стоит, тогда ни нам, ни кому-то еще опасности не принесет.

— Подвох есть! — почти одновременно вскричали Капис с Лаокооном.

Спор продолжался, становясь все более жарким, потому что все больше и больше знатных троянцев собиралось вокруг изумительного коня, удивляясь, рассуждая и выливая на меня поток своих мнений. Чтобы от них отделаться, я ездил вокруг коня кругами, пристально его рассматривая, проникая в тайны символов, дивясь мастерству, с которым он был сделан. Он стоял точно посередине между берегом и городом. Но откуда он взялся? Если бы его построили ахейцы, то мы бы увидели, как он растет. Он должен, должен быть даром богини!

Лаокоон послал нескольких воинов из царской стражи в ахейский лагерь, чтобы посмотреть, как там и что; я все еще ездил по кругу, когда два воина вернулись на четырехколесной колеснице, между ними сидел какой-то человек. Они сошли с колесницы с моей стороны и помогли ему спуститься.

Его руки и ноги были в цепях, одежда изодрана в клочья, волосы и тело покрыты грязью.

Старший из стражников преклонил колено.

— Мой господин, он прятался в одном из ахейских домов. На нем были цепи, как и сейчас. Его совсем недавно высекли, видите? Когда мы его схватили, он взмолился не убивать его и попросил, чтобы его отвели к царю Трои, у него есть что ему рассказать.

— Говори. Я — царь Трои.

Человек облизал губы, захрипел — голос его не слушался. Страж дал ему воды; он жадно выпил ее и сказал:

— Благодарю тебя за доброту, мой господин.

— Кто ты?

— Меня зовут Синон. Я — ахеец из Аргоса, придворный царя Диомеда, его двоюродный брат. Но я служил в особом отряде, который верховный царь Микен отдал под единоличное руководство царя Итаки Одиссея.

Он пошатнулся, и стражникам пришлось взять его под руки.

Я сошел с колесницы.

— Воин, посади его на край своей колесницы, а я сяду рядом.

Но кто-то нашел мне стул, и я сел напротив него.

— Так лучше, Синон?

— Благодарю, мой господин, у меня хватит сил продолжать.

— Почему знатного аргивлянина заковали в цепи и высекли?

— Потому что я участвовал в заговоре, который Одиссей устроил, чтобы избавиться от царя Паламеда. По-видимому, Паламед чем-то оскорбил Одиссея как раз перед тем, как начался наш поход на Трою. Про Одиссея говорят, что он может прождать целую жизнь, чтобы найти идеальную возможность отомстить. В случае с Паламедом он ждал только восемь лет. Два года назад Паламеда казнили за измену. Одиссей подстроил обвинение и привел доказательства, на основе которых вынесли приговор.

Я нахмурился:

— Зачем одному ахейцу устраивать заговор, чтобы убить другого? Они были соседями, спорили из-за земель?

— Нет, мой господин. Один правит островами к западу от острова Пелопа, а другой — крупным портом на восточном побережье. Это было из-за обиды, но какой, я не знаю.

— Понятно. Но тогда почему ты здесь, в таком виде? Если Одиссей смог подстроить обвинение в измене против ахейского царя, то почему он не мог сделать того же с тобой, простым смертным?

— Я — двоюродный брат более могущественного царя, которого Одиссей нежно любит. Кроме того, я рассказал свою историю одному из жрецов Зевса. Пока я был цел и невредим, жрец должен был молчать, но если бы я умер, не важно отчего, жрец должен был обо всем рассказать. Одиссей не знал, какой именно это был жрец, и я считал себя в безопасности.

— Как я понимаю, жрец ничего не рассказал, ведь ты жив?

— Нет, мой господин, вовсе нет, — сказал Синон, он выпил еще воды и выглядел уже не таким жалким. — Время шло, Одиссей ничего не говорил и не делал, и… я просто забыл об этом! Но в последние луны армия совсем пала духом. После смерти Ахилла и Аякса Агамемнон оставил всякую надежду когда-нибудь взять Трою. Поэтому провели совет, на котором каждый высказался. Было решено возвратиться в Элладу.

— Но этот совет был в середине лета!

— Да, мой господин. Но флот не мог отплыть из-за неблагоприятных знамений. Верховный жрец, Талфибий, в конце концов нашел ответ. Встречный ветер посылала рука Афины Паллады. После кражи палладия она к нам ожесточилась. Она требовала загладить вину. Потом разгневался и Аполлон. Он потребовал человеческой жертвы. Меня! Он назвал мое имя! Найти жреца, которому я доверился, я не смог. Одиссей зачем-то отправил его на Лесбос. Поэтому, когда я все рассказал, мне никто не поверил.