5  

Как только она поднялась, то сразу же их заметила. Посреди покрытого росой зеленого поля, напротив полосы заброшенных строений, виднелись островки земли. Там были другие люди. Кто стоял, кто неподвижно лежал, скрючившись на земле, а некоторые сидели, сгрудившись в кучку. На мгновение она почувствовала приступ страха, захотелось снова куда-нибудь спрятаться. Однако она была вполне всем довольна и слишком утомлена, и к тому же смутно подозревала, что ни мысли, ни сама жизнь ее не играют больше особой роли. Она пошла в их сторону. И как же неловко она двигалась! Они напоминали людей пятого и второго типов. В этом было нечто ободряющее.

Когда она, прихрамывая, вступила в их поле зрения, один из них повернулся в ее сторону и стал спокойно и, казалось, без удивления ее осматривать. Даже с этого расстояния был заметен болезненный жар на их лицах, наводящий на мысль о каких-то быстротекущих процессах в подкожных тканях. Она приближалась. Они словно игнорировали ее, хотя некоторые из них знали, что она уже к ним подходит.

— Достался Мэри агнец, — отрешенно бормотал один из них, глядя куда-то в сторону, — весь беленький, как снег…

Она подошла еще ближе. Теперь при желании они могли бы причинить ей боль. Но пока ничего не происходило, и она с тоскою подумала, что могла бы, если бы захотела, просто пройти сквозь них (было бы зачем) и что отныне она приговорена миновать живых людей, не привлекая к себе ни малейшего внимания.

Затем один из них обернулся и окликнул ее:

— Эй, ты кто такая?

— Мэри, — находчиво солгала она.

— А я — Модо. А это — Рози.

— Меня зовут Невил, — представился еще один.

— Хопданс, — произнес четвертый.

— Иди сюда, погрейся.

С небрежной готовностью приняли они ее в свой круг. Она пристроилась на квадратной железной решетке, под которой шумно и ритмично трудилась, чтобы согреть их, гигантская подземная машина.

— Давай-ка, Мэри, промочи горло. Согреешься, — посоветовал Невил, протягивая ей блестящую коричневую бутыль.

Она пыталась распробовать шипящую брызжущую пену, пока Рози не забрала у нее общественное пойло.

Невил продолжал, ни к кому конкретно не обращаясь:

— В двадцать два года я был одним из шести лучших коммивояжеров «Литлвудса». Своя машина, все дела. Статейку обо мне хотели пропечатать. А я говорю — дудки, в фобу я видал вашу гребаную рекламу.

— Точно, в гробу мы видали их гребаную рекламу, — угрюмо подтвердила Рози.

— Можете подавиться своей славой. Так я им сказал.

— Реклама?.. Да уж! — воскликнул Хопданс и помотал головой, словно вынося рекламе окончательный приговор.

Она решила в дальнейшем держать с рекламой ухо востро. Это, без сомнения, что-то отвратительное, если от нее пытались так бдительно остерегаться даже здесь… Она разглядывала остальных сквозь пар их горячего дыхания… Их онемевшая кожа светилась, но глаза при этом оставались ледяными. Я такая же, как они, догадалась она, а может, всегда такой и была. И пока она разглядывала одно за другим их лица, на которых отпечатались следы самых разнообразных неисправностей, ей пришло на ум, что на самом деле есть только два вида людей, только две разновидности, просто произойти с ними могло все, что угодно.

* * *

Точно; но только до определенной степени. (Обычно оказывается, что неплохо бы дать кое-какие пояснения, особенно на ранних этапах.) В конце концов, это всего лишь бродяги.

Ты-то понимаешь, о ком я говорю. Бродягами они стали потому, что у них нет денег. Денег у них нет потому, что они ничем не торгуют, как это делают почти все остальные прочие. Ты ведь наверняка чем-то приторговываешь, а? Я — да. Тогда почему они не торгуют? Просто не хотят продавать то, чем торгуют все остальные, — не желают продавать свое время.

Продажа времени, торговля временем — вот чем мы все занимаемся. Мы свое время продаем, а они свое придерживают, вот и сидят без гроша, хотя только и думают о деньгах. Бродяги как-то странно ладят с миром. Однако им такая жизнь по душе. Сегодня бродяжничество на подъеме, если верить статистике. Число обездоленных бродяг растет и растет.

Мне приходится сталкиваться с такими людьми достаточно часто. При моей работе это в каком-то смысле неизбежно. Я бы, конечно, обошелся без этого с превеликим удовольствием — ведь они непрестанно попусту тратят мое время. На твоем месте я бы с ними не общался. Лучше держаться от них подальше.

  5  
×
×