Другие люди: Таинственная история

В конце концов маршрут, хранившийся в ее памяти, стал расплываться, и она принялась спрашивать дорогу у других людей: при наличии времени это было беспроигрышным способом добраться до какого - нибудь места. Дом, в котором жил Джейми, оказался невероятно громадным, хотя нельзя было исключить, что там живет еще целая куча других людей. Она нажала на кнопку звонка, и почти сразу же наполовину застекленная тяжелая дверь задребезжала в ответ. Мэри попятилась, надеясь, что ничего ужасного не произойдет. Еще несколько секунд дверь продолжала трещать в приступе все возрастающего негодования, затем раздраженно замолкла. Раздались чьи-то шаги. В прихожей появилась девушка с ребенком на руках и, нахмурившись, потянула дверь на себя.

Дверь отворилась.

— Что, опять сломалась? — спросила девушка.

Малыш изумленно пялился на Мэри.

— Надеюсь, что нет.

— Вы на обед?

— Да, если можно.

Девушка с безразличным видом повернулась и пошла по коридору, испуганное личико малыша покачивалось над ее плечом. Они не доверились клети лифта и стали взбираться по лестнице. Мэри расстроилась, что у Джейми уже есть семья. Чего уж удивляться, что ребенок таращится на нее с таким ошарашенным видом. На полпути она услышала шум множества голосов, доносившийся из открытой двери наверху. Ей вспомнилось собственное воспоминание о том, как однажды, очень давно, она готовилась войти в комнату, наполненную другими людьми, — и перед ее глазами снова промелькнул шелк того самого платья интимно-розового цвета. В каком-то смысле другие люди теперь волновали и пугали Мэри гораздо меньше, чем тогда. Такое теперь было уже невозможно: она понимала, что, войдя в комнату, вовсе не окажется в центре всеобщего внимания. Мэри осознавала, причем с самого начала своей новой жизни, что другие люди вряд ли готовы уделить хотя бы малую толику своего времени тому, чтобы подумать о других других людях.

Вслед за девушкой с ребенком Мэри по длинному коридору дошла до порога ярко освещенной высокой комнаты, битком набитой народом. Почти все парами, мгновенно отметила она. Но прежде чем комната эта успела принять ее или отторгнуть, из соседней двери выглянула голова Джейми, и он пальцем поманил ее внутрь.

— Привет, — прошептал он и закрыл за ней дверь.

Они очутились в просторной кухне — она была даже больше, чем у нее на работе. Однако, в отличие от кухни в кафе, здесь было чисто и светло и не было следов той копоти и влажной грязи на всем, чего ни коснешься. Прекрасная шевелюра Джейми была растрепана, а в глазах читалось похмельное возбуждение.

— Хочешь «Кровавой Мэри»?

— Кровавой кого?

— Это… Боже, ну ты и странная. Ты что, в бухле ни бум-бум, да? Вот. Это единственно верное лекарство от похмелья.

— А что это такое?

— Это когда напиваешься. Правда, Булгаков говорит, что всякие специи тоже помогают, а я верю всему, что читаю^[23]. Вот почему здесь специй — несчитано. Тебе что, не нравится? — обиженно спросил он.

— Нет, нравится.

Он подошел к круглому белому столу, стоявшему посреди кухни. Мэри заметила, что он прихрамывает. Ноги у него были одинаковой длины, но одна гнулась гораздо хуже другой, и он переставлял ее более осторожно.

— Мое похмелье — это как летняя гроза. Одно удовольствие. Ничего не болит, просто я будто не в себе. Уверен, всяким придуркам такое незнакомо, им просто хреново: судороги там, колики, ломота… Так, теперь надо разобраться со всей этой чертовой жратвой. Ты умеешь готовить, и все такое?

— Нет.

— Совсем?

— Совсем.

— То есть как? Ты ведь девчонка, да?

Мэри кивнула.

— Тогда какой же от тебя прок, если ты не умеешь готовить? Вы, сдается, чрезвычайно высокого о себе мнения, сударыня. Постой-ка минутку. — Он ткнул в нее трясущимся пальцем. — А постель-то расстилать ты умеешь?

— Да.

— А писаешь ты сидя?

— Да.

— Ну что ж, — его тон заметно смягчился, — полагаю, два пункта из трех — это уже неплохо. Ты ведь поможешь мне тут со всем этим разобраться, а? Давай, будь другом.

Продукты, которые Джейми с треском извлекал из упаковок, выглядели незамысловато, но в то же время представлялись весьма и весьма недешевыми. Такие продукты Мэри доводилось видеть только в витринах, и в своей жалостливо поблескивающей пленке они казались слишком изысканными, чтобы в голову пришла мысль их съесть. Мэри помогала ему изо всех сил, и руки у нее, естественно, оказались намного тверже, чем у него.

---

23 Воланд — Лиходееву: «Никакой пирамидон вам не поможет. Единственно, что вернет вас к жизни, это две стоики водки с острой горячей закуской» («Мастер и Маргарита», ч. I, гл. 7).