Исчисление ангелов

Они вчетвером – Таг, Фернандо, канонир по имени Эмбри и он – вошли в дом, больше похожий на темную, душную, дурно пахнущую пещеру. В голове у Красных Мокасин никак не укладывались два образа города: один, виденный им с моря, – белый, сияющий, чистый, и тот, что предстал, когда он ступил на берег. Они расселись на ковре вокруг низкого столика. Появилась девочка, на вид не старше двенадцати. Таг дал ей монету и что-то сказал на непонятном Красным Мокасинам языке. Девочка кивнула и удалилась.

– Ну, как тебе? – громко спросил Таг, обведя рукой с зажатой в ней бутылкой помещение, после чего запрокинул голову и приложился к горлышку.

– Большой дом.

– Большой, – повторил Таг и непристойно заржал. – Да, большой.

– Я думал, что мы так долго таскались по улицам, чтобы найти парочку славных шлюх, – расстроенно произнес Фернандо.

– Именно их я сейчас и заказал, – успокоил его Таг. – Наберись немного терпения. – Он протянул бутылку Красным Мокасинам. – Мы найдем тебе сладенькую устрицу в такой пухленькой раковине, – пообещал он.

Красные Мокасины взял протянутую ему бутылку, недоумевая, о какой устрице и раковине идет речь, и только тут почувствовал, что руки его не способны крепко держать бутылку. Она выскользнула и упала на ковер, растеклась красная лужица, похожая на лужицу крови.

– Черт тебя побери, проклятый индеец! – заорал Эмбри. Его квадратная челюсть открывалась и закрывалась, как крышка сундука. Он был с «Джека», одного из тех восьми кораблей, на которых они отплыли из Америки. Почему-то раньше Красные Мокасины никогда его не видел. – У нас теперь совсем вина не осталось, чертов краснокожий ублюдок!

Красные Мокасины, бормоча извинения, потянулся за бутылкой, как вдруг Таг, несмотря на свою громоздкость, вскочил на ноги, схватил Эмбри за грудки и поднял его так, что тот повис в воздухе, головой стукнувшись о низкий потолок.

– Что ты сказал? – заорал он. – Ну-ка повтори, что ты сказал!

Эмбри только беззвучно открывал и закрывал рот. Таг с презрением отбросил его в сторону, и он полетел к столу, за которым сидела темнолицая компания в тюрбанах. Затем Таг подошел к нему и со всей силы пнул ногой, не обращая внимания на возмущенные крики алжирцев.

– Ты, слизняк, намотай себе на ус, этот «чертов индеец» самый смелый человек из всех, кого мне доводилось видеть. И Фернандо может это подтвердить, скажи, Фернандо! – продолжал Таг.

– Да, очень смелый, – сказал Фернандо. – Я видел это собственными глазами, такое не забудешь.

Что-то сверкнуло в руке Тага.

– Хочешь знать, почему он уронил бутылку? Посмотри на его руки!

Эмбри шарил у пояса, пытаясь выхватить свой кинжал.

– Только достань, – зарычал Таг, – и я с тебя шкуру живьем сдеру! Падаль ты собачья! – ревел Таг, и слезы текли по его щекам.

В помещении повсюду засверкала обнаженная сталь клинков.

– Таг! – окликнул Красные Мокасины. – Таг, успокойся, он ничего такого особенного не сказал.

– А ну, свинья поганая, признавайся, ты хотел его оскорбить?

– Да не хотел я его оскорбить, – заверил его Эмбри, и уже Красным Мокасинам: – Я извиняюсь.

– Ну вот видишь, Таг, тут нет повода драку устраивать.

– Ты посмотри на свои руки, – сказал Таг, и голос его дрогнул. – Зачем ты так поступил тогда? Как у тебя духу хватило?

– Просто ничего другого не оставалось.

– Эмбри никогда бы такого не сделал.

Красные Мокасины почувствовал, что изнутри его распирает. Восхищение Тага его поступком пробудило в нем гордость. Фернандо похлопал Тага по плечу.

– Если Эмбри скажет еще хоть слово, – пообещал чернокожий, – я ему самолично язык отрежу, идет? Ну а пока давай-ка успокоимся, вон, смотри, кажись, наша девчонка вернулась, она нам рукой машет.

– А чего нам надо успокаиваться, ты что, этого сброда испугался? – Таг рукой с зажатым в ней ножом обвел толпу алжирцев. – Ты что, думаешь, я их боюсь?

Красные Мокасины поднялся:

– Нет, мой друг. Мы все знаем, что ты ничего на свете не боишься. Я смелее тебя не встречал человека.

– Не встречал?

– Нет. Но сейчас я больше всего на свете хочу увидеть здешних женщин.

– Женщин? Женщины… это да. Я еле сдерживаюсь, уже штаны топорщатся. – Он еще раз окинул взглядом помещение. – Но, однако, не сочтут ли они меня трусом?

– Не сочтут, – заверил его Красные Мокасины.

Девочка повела их за собой по узкой улочке, затем свернула на следующую, такую же узкую. Солнце катилось к закату, и Красным Мокасинам любопытно было знать, слишком ли черные здесь ночи. Наконец они оказались в помещении, освещенном только у самого входа. В полумраке вырисовывались три женские фигуры. Одна из них была не намного старше той девочки, что привела их сюда, может быть, ей было лет четырнадцать. Две другие были значительно старше: одной лет тридцать, другая лет на десять ее старше. Таг издал громкий возглас: