Электрическое тело пою!

— Великий Боже! — сказал Финн. — Вы же только что приехали!

— Мы нашли то, что искали, нам больше незачем оставаться, — объявил высокий-грустный-веселый-старый-молодой человек, — Цветам пора в оранжерею… а то за ночь они поникнут. Мы никогда не задерживаемся. Мы всегда летим, и несемся вскачь, и бежим. Мы всегда в движении.

Аэропорт затянуло туманом, и птичкам ничего другого не оставалось, как заключить себя в клетку судна, идущего из Дан-Лэре в Англию, а завсегдатаям Финна не оставалось ничего другого, как стоять в сумерках на пирсе и наблюдать за их отправлением. Вот там, на верхней палубе, стояли все шестеро и махали вниз своими тоненькими ручками, а вот там стояли Тимулти, и Нолан, и Гэррити, и все остальные и махали вверх своими толстыми ручищами. А когда судно дало свисток и отчалило, Главный Смотритель Птичек кивнул, взмахнул, словно крылом, правой рукой, и все запели:

• Я шел по славному городу Дублину,
• Двенадцать часов пробило в ночи,
• И видел я девушку, милую девушку,
• Власы распустившую в свете свечи.

— Боже, — сказал Тимулти, — вы слышите?

— Сопрано, все до одного сопрано! — вскричал Нолан.

— Не ирландские сопрано, а настоящие, настоящие сопрано, — сказал Келли. — Проклятье, почему они не сказали раньше? Если бы мы знали, мы бы слушали это еще целый час до отплытия.

Тимулти кивнул. И шепнул, слушая, как мелодия плывет над водами:

— Удивительно. Удивительно. Страшно не хочется, чтобы они уезжали. Подумайте. Подумайте. Сто лет или даже больше люди говорили, что их не осталось ни одного. И вот они вернулись, пусть даже на короткое время!

— Кого ни одного? — спросил Гэррити. — И кто вернулся?

— Как кто, — сказал Тимулти, — эльфы, конечно. Эльфы, которые раньше жили в Ирландии, а теперь больше не живут, и которые явились сегодня и сменили нам погоду. И вот они снова уходят — те, что раньше жили здесь всегда.

— Да заткнись же ты! — закричал Килпатрик. — Слушай!

И они слушали — девять мужчин на самой кромке пирса, — а судно удалялось, и пели голоса, и опустился туман, и они долго-долго не двигались, пока судно не ушло совсем далеко и голоса не растаяли, как аромат папайи, в сумеречной дымке.

Когда они возвращались к Финну, пошел дождь.

Разговор заказан заранее

Night Call, Collect 1949 год

Переводчик: О. Битов

С чего это в памяти всплыли вдруг старые стихи? Ответа он и сам не знал, но — всплыли:

• Представьте себе, представьте еще и еще раз,
• Что провода, висящие на черных столбах,
• Впитали миллиардные потоки слов человечьих,
• Какие слышали каждую ночь напролет,
• И сберегли для себя их смысл и значенье…

Он запнулся. Как там дальше? Ах, да…

• И вот однажды, как вечерний кроссворд,
• Все услышанное составили вместе
• И принялись задумчиво перебирать слова,
• Как перебирает кубики слабоумный ребенок…

Опять запнулся. Какой же у этих стихов конец? Постой-ка…

• Как зверь безмозглый
• Сгребает гласные и согласные без разбора,
• За чудеса почитает плохие советы
• И цедит их шепотком, с каждым ударом сердца
• Строго по одному…
• Услышит резкий звонок, поднимает трубку,
• И раздастся голос — чей? Святого духа?
• Призрака из дальних созвездий?
• А это — он. Зверь.
• И с присвистом, смакуя звуки,
• Пронесшись сквозь континенты, сквозь безумие
• Времени,
• Зверь вымолвит по слогам:
• — Здрав-ствуй-те…

Он перевел дух и закончил:

• Что же ответить ему, прежде немому,
• Затерянному неведомо где роботу-зверю,
• Как достойно ответить ему?

Он замолк.

Он сидел и молчал. Восьмидесятилетний старик, он сидел один в пустой комнате в пустом доме на пустой улице пустого города, на пустой планете Марс.

Он сидел, как сидел последние полвека: сидел и ждал.

На столе перед ним стоял телефон. Телефон, который давным-давно не звонил.

И вот телефон затрепетал, тайно готовясь к чему-то. Быть может, именно этот трепет вызвал в памяти забытое стихотворение.

Ноздри у старика раздулись. Глаза широко раскрылись.

Телефон задрожал — тихо, почти беззвучно.

Старик наклонился и уставился на телефон остановившимися глазами.