Талтос

Когда они смогут снова наблюдать за Мэйфейрами, их забавы продолжатся.

Колокол! Боже милостивый, этот колокол…

Мэйфейрские ведьмы. Он желал бы оказаться теперь в Риджент-парке, имея в своем распоряжении все файлы. Все эти картины, последние отчеты Эрона, ксерокопии. Майкл Карри. Прочесть многочисленные отчеты Эрона о Майкле Карри. Это человек, от которого мог родиться монстр. Это человек, которого Лэшер выбрал в детстве. Отчеты Эрона, поспешные, взволнованные, полные тревоги, не оставляли сомнений на сей счет.

Может ли обычный человек овладеть могуществом ведьмы? Ох, если бы дело заключалось только в соглашении с дьяволом! Если бы вливания крови ведьмы было достаточно, чтобы дать ему телепатические возможности! Чистая чепуха, более чем вероятно. Но подумать только о могуществе этой пары: Роуан Мэйфейр, доктор и ведьма, и Майкл Карри, от которого родится великолепное существо.

Кто назвал это существо великолепным животным? Был ли это Стюарт? Будь проклят ты, Стюарт. Ты бежал, словно подстреленная утка. Ты оставил нас, Стюарт, даже не удостоив телефонного звонка, поспешного слова расставания, не намекнув, где и когда мы сможем увидеться.

Обойдемся и без Стюарта. Кстати об Эроне. Как им раздобыть бумаги у его новой жены в Америке?

Ладно, все зависит от одного обстоятельства. Они должны уехать отсюда с безукоризненной репутацией. Они должны попросить разрешение на отъезд, не вызвав ни малейшего подозрения.

Он резко открыл глаза. Необходимо выбраться отсюда поскорее. Нет желания проводить здесь ни одной лишней минуты. Но здесь был колокол. Он должен был служить сигналом к богослужению о погибших.

«Прислушайся к нему. Погребальный звон – ужасающий, раздирающий нервы звук».

– Просыпайся, Томми, – сказал он.

Томми, развалившись в кресле возле стола, храпел, крошечная капля слюны висела на подбородке. Его тяжелые очки в черепаховой оправе сползли на кончик круглого носа.

– Томми, это колокол.

Марклин сел, оправил на себе одежду. Выбрался из кровати.

Он потряс Томми за плечо.

На миг на лице Томми появилось ошеломленное, обиженное выражение только что проснувшегося человека, затем к нему окончательно вернулось сознание.

– Да, это колокол, – спокойно сказал он и провел пальцами по взлохмаченным рыжим волосам. – Наконец-то этот колокол.

Они по очереди вымыли лица. Марклин оторвал кусок салфетки, нанес на него зубную пасту Томми и протер зубы. Хорошо бы побриться, но времени для этого уже не оставалось. Им нужно было дойти до Риджент-парка, забрать все и лететь в Америку первым же рейсом.

– Оставлять прошение об отпуске – черта с два! – сказал он. – Я отправляюсь, просто ухожу отсюда. Я не хочу возвращаться в свою комнату, чтобы упаковать багаж. Я исчезаю отсюда немедленно. К черту всякие церемонии.

– Не глупи, – пробормотал Томми. – Мы скажем только то, что должны сказать. И узнаем все, что сможем узнать. А затем уедем в подходящее время, не вызывая подозрений.

– Проклятье! Раздался стук в дверь.

– Мы уже идем! – сказал Томми, слегка подняв брови. Он оправил на себе твидовый пиджак. Он выглядел одновременно рассеянным и взволнованным.

Шерстяной блейзер Марклина был жутко скомкан. И он потерял где-то галстук. Ладно, рубашка нормально смотрелась со свитером. Должна выглядеть нормально, не так ли? Галстук, возможно, остался в машине. Он сорвал его, когда гнал машину в первый раз. Он не должен никогда возвращаться назад.

– Три минуты, – произнес голос за дверью. Кто-то из пожилых. Все здесь, должно быть, забито ими.

– Знаешь, – сказал Марклин, – все они казались мне невыносимыми, даже когда я считал себя преданным послушником. Теперь я считаю их просто возмутительными. Разбудить человека в четыре часа утра… Боже праведный, теперь уже почти пять… Ради присутствия на богослужении в память о погибших! Это настолько же глупо, как те современные друиды, одетые в простыни, проводящие в Стонхендже обряды в день летнего солнцестояния, – или когда, черт возьми, они это делают? Я предоставлю тебе возможность сказать надлежащие слова за нас обоих. Я буду ждать в машине.

– Черт с тобой.

Томми провел несколько раз расческой по сухим волосам. Бесполезно.

Они вышли из комнаты вместе, Томми остановился, чтобы запереть дверь. В холле, как и следовало ожидать, было холодно.

– Ладно, ты можешь это сделать, если хочешь, – сказал Марклин. – Но я не вернусь обратно. Они могут пользоваться всем, что я оставил в этой комнате.