174  

Наивкуснейшими фруктами оказались груши, имевшие почти белый цвет. Лучшими плодами моря были устрицы, мидии, скаллопы – они тоже были белые. Там росли и плоды хлебного дерева, также белые под кожурой. У нас было козье молоко, если удавалось подоить коз, но их молоко никогда не было таким вкусным, как материнское или как молоко других женщин, позволявших пить его тем, кого они любили.

Ветры редко проникали в долину, закрытую со всех сторон, за исключением двух или трех проходов с побережья. Побережье было опасным, ибо, хотя вода и оставалась более теплой, чем возле берегов Британии, все же она казалась холодной, и когда задували жестокие ветры, то тебя запросто могло унести в открытое море. В действительности, если Талтос хотел умереть, что, как мне говорили, случалось, – ему достаточно было вступить в море.

Я думаю, хотя теперь уже никогда не узнаю этого точно, что мы жили на острове – очень большом, но все же острове. Существовал обычай, принятый у некоторых беловолосых, пешком огибать его полностью, вдоль пляжей, и мне рассказывали, что такое путешествие занимало много-много дней.

Мы всегда знали о существовании огня, умели его поддерживать, и были места высоко в горах, где огонь вырывался прямо из-под земли. Не сама земля, а расплавленная лава вытекала тоненькой струйкой из некоторых подобных мест, быстро сбегая к морю.

Мы всегда знали, как добыть огонь, не давать ему погаснуть, подкармливать его и поддерживать. Мы привыкли зажигать огонь в долгие зимние ночи, хотя не давали этой поре такого названия, и холодно не было. Иногда мы использовали огонь для приготовления пищи в дни больших праздников, но по большей части в этом не было необходимости. Мы использовали огонь, разжигая его в круге, когда рождались дети. Мы танцевали вокруг огня, а иногда играли с ним. Я не знаю ни одного несчастного случая, когда огонь кому-либо причинил вред.

Как далеко ветры с земли могли доносить семена, птиц, прутья, ветки, с корнем вырванные деревья, я не имею представления, но все то, что любит тепло, процветало на этой земле. И отсюда начался мой народ.

Время от времени кто-нибудь среди нас рассказывал о посещении Британских островов, известных теперь как Шетландские или Оркнейские острова, или даже побережья Шотландии. Острова зимы – вот как мы их назвали, или, буквально, острова ужасного холода. Такие путешествия всегда были захватывающими.

Временами какого-нибудь из Талтосов смывало в море, и ему как-то удавалось добраться до островов зимы и соорудить там плот для возвращения домой.

Были и такие Талтосы, которые в выдолбленных деревянных лодках отправлялись в море специально в поисках приключений, и если они не тонули, то возвращались домой, полумертвые от холода, и никогда не предпринимали путешествий к земле зимы снова.

Все знали, что в той земле существовали звери, покрытые мехом, которые могли убить, если представлялся случай. И потому у нас были тысячи легенд и воззрений, правильных и неправильных, а также песен о снегах зимой, о медведях в лесу и об огромных льдинах, плавающих в озерах.

Время от времени, чрезвычайно редко, Талтос мог совершить преступление. Он или она вступали в половую связь, не получив по той или иной причине на то разрешения. В результате у них рождался новый Талтос, который по тем или иным соображениям был нежелателен. Или кто-то преднамеренно наносил вред другому, и тот умирал. Но случалось такое весьма редко. Я о таких случаях только слышал, но никогда не видел ничего подобного. Но совершившие такое преступление изгонялись: их вывозили в Британию на больших лодках и там оставляли умирать.

Между прочим, мы ничего не знали о действительных сменах времен года, ибо для нас даже лето в Шотландии было смертельно холодным. Мы отсчитывали время только по лунному календарю, и, насколько мне помнится, у нас даже не существовало такого понятия, как год. Разумеется, бытовали легенды, которые вы можете и сейчас услышать по всей планете: о временах, когда еще не было луны.

И это были легендарные времена, предшествовавшие началу времен, но никто на самом деле не помнит о них.

Не могу сказать, как долго я прожил на этой земле до того, как она была разрушена. Я знал мощный запах Талтоса в той земле, но он был так же натурален, как воздух. Только позже он стал иным, чтобы отметить различие между Талтосом и человеком.

Я помню Первый День, как и каждый Талтос. Я родился, мать любила меня. Я проводил много времени с отцом и матерью, обмениваясь с ними мыслями, подходил к высоким скалам чуть ниже края кратера, где сидели белоголовые и без конца разговаривали. Я питался молоком своей матери много лет. Известно, что молоко может иссякнуть, если женщина не позволит другим пить из ее грудей, и не вернется, пока она снова не родит. Женщины не хотят, чтобы их молоко иссякло, и любят кормить своим молоком мужчин – это доставляет им божественное удовольствие. Таков был общепринятый обычай: лежать с женщиной и пить ее молоко; в той или иной мере это было продолжением любви. Семя Талтоса, как и семя человеческого существа, было, конечно, белым.

  174  
×
×