36  

Варвары стоят над нами на скале, четко очерченные на фоне неба. Слышны только стук моего сердца, сопенье лошадей и стоны ветра. Мы вышли за пределы владений Империи. Серьезность этой минуты не следует недооценивать.

Помогаю девушке спешиться.

— Слушай внимательно. Сейчас я отведу тебя наверх, и ты сможешь с ними поговорить. Захвати свои палки, земля здесь осыпается, а в обход не подняться. Когда поговоришь с ними, то сама решишь, как быть дальше. Если они возьмутся доставить тебя к родным и если ты захочешь идти с ними — иди. А решишь вернуться в город — пойдешь с нами. Ты поняла? Я тебя ни к чему не принуждаю.

Девушка молча кивает. Она очень волнуется. Обхватив ее одной рукой за пояс, помогаю ей карабкаться по усыпанному галькой склону. Варвары неподвижно стоят на месте.

Длинноствольными мушкетами вооружены только трое, у остальных знакомые мне короткие луки. Когда мы поднимаемся на вершину скалы, они чуть отступают назад.

— Ты их видишь? — спрашиваю я, тяжело дыша.

Привычным, словно неосознанным движением она поворачивает голову куда-то вбок:

— Вижу, но плохо.

— «Слепая»… Как будет «слепая»?

Она говорит.

— Слепая, — обращаясь к варварам, произношу я и притрагиваюсь пальцами к векам. Варвары никак не отзываются. Дуло, замершее между ушами пони, по-прежнему нацелено мне в грудь. Глаза у хозяина мушкета весело поблескивают. Пауза затягивается.

— Поговори с ними, — прошу я девушку. — Объясни, почему мы здесь. Скажи им правду.

Она искоса глядит на меня и едва заметно улыбается.

— Ты в самом деле хочешь, чтобы я сказала им правду?

— Да, конечно. А что другое ты можешь сказать?

Улыбка продолжает играть на ее губах. Она качает головой и молчит.

— Хорошо, говори что угодно. Ты видишь, я сделал все, чтобы привезти тебя поближе к твоим, но сейчас я вполне искренне прошу: вернись со мной в город. По своей воле. — Сжимаю ее руку. — Ты понимаешь? Мне этого очень хочется.

— Почему? — роняет она тихим, безжизненным голосом. Она знает, что вопрос этот ставит меня в тупик, что я с самого начала бьюсь над ним, не находя ответа. Всадник с мушкетом медленно выезжает вперед и приближается к нам почти вплотную. Она мотает головой: — Нет. В город возвращаться я не хочу.

Спускаюсь вниз.

— Разведите костер, поставьте чай, — приказываю я мужчинам. — Мы здесь остановимся. — Сверху до меня долетает голос девушки, журчащий поток, прерываемый лишь порывами ветра. Она стоит, опираясь напалки; всадники спешиваются и окружают ее. Я не понимаю ни слова. «Какая досада! — думаю я. — Столько вечеров пропало впустую, а она могла бы научить меня своему языку. Но теперь уже поздно».

Из седельного вьюка достаю два серебряных блюда, которые провез с собой через всю пустыню. Снимаю обертку с рулона шелка.

— Возьми от меня в подарок. — Направляю руку девушки, чтобы ее пальцы ощутили мягкость шелка и прочли на серебре резной узор из переплетенных листьев и рыб. Ее узелок я тоже довез в сохранности. Что в нем, я не знаю. Кладу все на землю. — Они доставят тебя к твоим?

Она кивает.

— Он говорит, к середине лета доберемся. И еще говорит, чтобы ты отдал им одну лошадь. Для меня.

— Скажи ему, что у нас впереди долгий и тяжелый путь. Наши лошади совсем плохи, он же видит. Спроси, может, он сам согласится продать нам одну лошадь. Скажи, что мы заплатим серебром.

Молча жду, пока она переводит мои слова старику. Его спутники спешились, но старик продолжает сидеть на лошади, большущий старинный мушкет висит на ремне у него за спиной. Стремена, седла, уздечки, поводья — все без единой металлической заклепки или бляхи, только костяные пластинки и обожженные деревяшки, прошитые жилами и привязанные кожаными тесемками. Тела под одеждами из шерсти и шкур с младенчества вскормлены молоком и мясом, им неведомы обволакивающая легкость тканей из хлопка, достоинства мягких злаков и фруктов — вот какой он, этот народ, который Империя, расширяясь, оттесняет с равнин в горы. Я впервые вижу северян на их собственной земле, впервые говорю с ними на равных; до сих пор мне были знакомы лишь те варвары, что приезжают в наш оазис торговать, и одиночки, разбивающие шатры вдоль реки, да еще разве что жалкие пленники Джолла. И вот сегодня я здесь — какое великое событие и какой великий позор! Когда-нибудь мои преемники будут собирать остатки материальной культуры, созданной этим народом: наконечники стрел, резные рукоятки ножей, деревянную посуду — и выставят все это под стеклом рядом с моими коллекциями птичьих яиц и каллиграфических головоломок. Я же сейчас пытаюсь хоть как-то подправить порушенные отношения между людьми будущего и людьми прошлого, с извинениями возвращая тело, из которого мы выпили всю кровь, — посредник, преданный Империи волк в овечьей шкуре!

  36  
×
×