63  

— О чем говорила ваша мать? — спросила она.

Он рассказал ей про старый дом.

Она кивнула.

— Давайте посмотрим, как она будет себя чувствовать. Вам теперь придется уделять ей все больше и больше внимания.

— Знаю.

— Я положила на комод дексаметазон и написала, как его принимать. Вы проследите, чтобы она не забыла про лекарства? Нам бы не хотелось снова класть ее в больницу, если можно этого избежать.

— Я прослежу, — сказал он.

— Мне понравился ваш брат, — сказала она.

— Мы совсем не похожи.

— О, я в этом не уверена, — возразила она. — Вы уже заканчиваете пьесу?

— Да, потихоньку.

— Здорово.


Деннис Осборн, покраснев от непривычной физической нагрузки, пытался спрятаться под хилым фруктовым деревцем. Уна с улыбкой подождала, пока Элла выскочит из высокой травы и поймает его.

— Тебя зовет папочка, — сказала она, протягивая девочке руку. — Извините, что помешала вашей игре, ваше преподобие.

— Мне надо отдышаться, — сказал он. — Как Алиса?

— Снова говорит по-английски. Она стала капризничать, правда?

— Бедная женщина, — сказал священник, неловко усаживаясь на траву. — Я могу чем-то помочь?

— Она уснула. Лучше всего дать ей как следует выспаться.

— Да, — сказал Осборн. — Сон — лучший лекарь. Элла, мы еще увидимся.

— Спасибо, что поиграли со мной, — ответила Элла, основательно натасканная в употреблении подобных реплик.

Она взяла Уну за руку, и они вместе направились в прохладу дома. Уна завела девочку в гостиную и попрощалась. Ей надо было спешить к другому пациенту в Нейлси. Страдающий гемофилией ребенок, у которого к тому же обнаружилась саркома Капоши. Мать сходит с ума. Боится спать. Все время спрашивает почему. Почему он, почему мы. Почему, почему, почему.

— Веди себя хорошо, — сказала она. — Присматривай тут за всеми, пока я не вернусь.

Элла подождала немного. Когда до нее донесся стук закрывшейся входной двери, она включила телевизор и принялась переключать каналы, хотя без пульта дистанционного управления ей было трудновато разобраться, как это делается; однако, даже разобравшись с кнопками, она не смогла найти MTV. Она остановилась на мультфильме и свернулась калачиком на диване, приготовившись смотреть — сумасшедшие гонки, столкновения-взрывы, — когда вошел отец, в белом махровом халате, с несессером в руке. Он выключил телевизор и опустился перед ней на колени.

— Нам нужно поговорить, — сказал он. — Очень серьезно поговорить.

6

Вечером после встречи с Эмилем Беджети Ласло с Куртом пошли поужинать в «Марко Поло» на улице Конде. Заказали asparagi di campo, risotto alla sbirraglia, tortellini bollognese[46]все, чем славился ресторан. Потом пошли домой, рука об руку, мимо церкви Сен-Сюльпис, вдоль Люксембургского сада. Было начало первого. Сквозь сияние фонарей чуть видно проглядывала звездная россыпь, а воздух был насыщен смесью испарений сточных канав, садовой свежести, табачного дыма, ресторанного чада и кислого, но чем-то приятного спертого дыхания метро, прорывавшегося сквозь широкие решетки на тротуаре, — эта благоуханная смесь и придавала парижским ночам их неповторимый привкус.

Курт сжал руку Ласло; Ласло ответил пожатием. Ему всегда было неловко ходить так, и он соглашался на это только в минуты особой нежности, когда требовалось нечто большее, чем просто близость. Не то чтобы он стыдился Курта. Наоборот, он зачастую не верил своему счастью, не верил, что такой приятный молодой человек согласился разделить с ним свою жизнь. Но Ласло был гомосексуалистом, который тем не менее питал какую-то необъяснимую неприязнь к собственному племени. В Сан-Франциско, где он работал в театре «Арто», он ужаснулся, увидев, как мужчины используют друг друга совсем как собаки — ножку стола, всю эту извращенную и жалкую пародию на дионисии. По правде говоря, он никогда не думал о себе как о голубом, или гее. Или о педике. С ним все не так, думал он. Просто были в его жизни люди, начиная с Петера, которые были ему нужны и которые по чистой случайности оказались мужчинами. Он не хотел делать из этого фетиш, участвовать в демонстрациях, носить значки. И как бы то ни было, он был родом из того времени и места, где само понятие «нетрадиционная ориентация» было под запретом. В Венгрии гомосексуализм преследовался по закону еще долгие годы после того, как Ласло оттуда уехал. Пусть его родители и могли с этим смириться — они были врачами, либералами, людьми начитанными, — но Партия бы его уничтожила. Двое мужчин в одной постели, слившиеся в акте взаимного обожания, были такой же крамолой, как подпольная типография, да и во Франции в те годы было не лучше — единственным исключением был театр, где всем было наплевать, что кому нравится или кто.


  63  
×
×