Обедали мы в клетчатой столовой, где манеры моей Мэри, ее уверенность в себе разочаровали господина Крота. Его мясистый нос, который так радостно вздрагивал, учуяв греховную связь, теперь свернулся на сторону. – И он совсем в нас разочаровался, когда ему пришлось подойти к нашему столику и сказать, что миссис Хоули требуют к телефону.
– Кто может знать, куда мы поехали?
– Как кто? Марджи, конечно! Мне пришлось ей сказать, ведь с ней дети. Ой! Надеюсь, ничего не… Он же не смотрит, куда идет!
Назад она вернулась, вся дрожа, как звездочка.
– Ты никогда не догадаешься. Никогда!
– Уже догадался, что случилось что-то хорошее.
– Она сказала: «Вы слышали новости? Радио слышали?» И я по ее голосу поняла, что новости приятные.
– Да ты скажи, в чем дело, а потом уж будешь о ее голосе.
– Нет, я просто поверить не могу.
– Может, я поверю? Давай попробуем.
– Аллен получил похвальный отзыв.
– Кто? Аллен? Ну, знаешь!
– За конкурсное сочинение… там наприсылали со всей Америки… похвальный отзыв!
– Не может быть!
– Да, да! Всего пять похвальных отзывов… приз – часы и выступление по телевидению. Представляешь себе? У нас в семье знаменитость!
– Нет, не представляю. Значит, его хандра – это одно притворство? Какой актер! Выходит, никто не топтал его бедное верное сердце?
– Перестань насмешничать. Подумай только! Наш сын – один из пяти мальчиков на все Соединенные Штаты получил похвальный отзыв… и по телевидению!
– И часы! А он время умеет узнавать?
– Итен, если ты не перестанешь насмешничать, люди подумают, что ты завидуешь собственному сыну.
– Я просто поражен. Я считал, что у него слог не лучше, чем у генерала Эйзенхауэра. Ведь за Аллена невидимки не пишут.
– Знаю, знаю, Ит. У тебя такая игра – травить их. А на самом деле именно ты их и балуешь. Теперь скажи мне – ты помогал ему писать это сочинение?
– Я? Помогал? Он мне его даже не показывал.
– Ну, слава богу. А то я боялась, что ты станешь задирать нос, потому что сочинение на самом деле твое.
– Нет! Уму непостижимо! Доказывает только, как мало мы знаем собственных детей. А как отнеслась к этому Эллен?
– Себя не помнит от гордости. Марджи так волновалась, что говорить не могла. У него будут брать интервью для газет… и телевидение, он выступит по телевидению! А телевизора у нас нет, и мы даже не сможем посмотреть его. Марджи говорит, чтобы мы пришли к ней. В нашей семье знаменитость! Итен, нужно купить телевизор.
– Купим. Завтра с утра побегу в магазин. Да ведь можно заказать – пришлют.
– Позволить себе такую… Ох, Итен, я забыла, что лавка теперь твоя, совершенно забыла. Нет, ты не понимаешь! Знаменитость!
– Надеюсь, мы сможем жить с ним под одной крышей.
– Дай ему порадоваться. Надо ехать домой. Они возвращаются с поездом семь восемнадцать. Мы должны быть дома, надо же встретить его.
– И испечь пирог.
– Обязательно испеку.
– И развесить гирлянды из гофрированной бумаги.
– Ты это не от зависти?
– Нет. Я потрясен. Гирлянды из гофрированной бумаги – очень красиво. По всему дому.
– Но не снаружи. Это будет уж чересчур. Марджи говорит – может, нам лучше притвориться, будто мы ничего не знаем. Пусть он сам все расскажет.
– Не согласен. Он может обидеться. Выйдет так, будто мы не придаем этому никакого значения. Нет, пусть его ждет парадная встреча – приветственные крики, поздравления и пирог. Вот беда! Все закрыто, а то я купил бы фейерверк.
– А может, где-нибудь в киосках?
– Да, конечно. По дороге домой. Если еще не все распродано…
Мэри вдруг опустила голову, будто читая молитву.
– Ты – хозяин лавки, Аллен – знаменитость. Кто бы мог подумать, что это все случится сразу? Итен, надо скорей ехать. Мы должны быть дома к их возвращению. Почему ты так странно смотришь?
– Меня вдруг ошеломила мысль – как мало мы знаем о других. Даже под ложечкой засосало. Помню, в детстве, на Рождество, надо бы веселиться, а у меня «съешь перца».
– Что-о?
– Это я придумал рифму, когда тетушка Дебора говорила, что у меня приступ Weltschmerz'a [31].
– А что это такое?
– Это когда по твоей могиле гуси ходят.
– Ах, вот что! Нет, боже избави. Ведь такого дня у нас за всю нашу жизнь не было. Если мы не отметим его как следует, это будет свинство с нашей стороны. Теперь улыбнись и, пожалуйста, не ешь перца. А это смешно. Съешь перца. Поди расплатись. Я буду укладываться.