Сон №9

– Будут и другие прослушивания,– вставляю я.

– Ты не то говоришь.

– Когда объявят результаты?

– Сегодня в пять, после того, как выступит последний кандидат; завтра судьи возвращаются во Францию. Подожди, кто-то идет.– У меня в ухе шипят помехи и раздается приглушенное бормотание.– Через две минуты моя очередь.

Найди какие-нибудь сильные, ободряющие, умные слова.

– Э-э, удачи.

От ходьбы ее дыхание меняет ритм.

– Я тут думала…

– О чем?

– О смысле жизни, конечно. Я нашла новый ответ.

– Да?

– Мы обретаем смысл своей жизни, сдавая или проваливая серию экзаменов.

– А от кого зависит, сдашь ты или провалишься?

– В трубке звучит эхо ее шагов и трещат помехи.

– От тебя самого.

Клиенты приходят, клиенты уходят. Устойчивой популярностью пользуются фильмы о конце света – они нарасхват – должно быть, такое поветрие. Я думаю о том, как Аи справилась с прослушиванием. Я всегда считал, что неплохо играю на гитаре, но по сравнению с ней я просто неуклюжий любитель. Входит измученная мамаша и просит посоветовать фильм, который заставил бы ее деток на часок заткнуться. Преодолеваю искушение подсунуть ей «Пэм, даму из Амстердама» – «Ну как, мадам, это заставило их заткнуться, не так ли?» – и предлагаю «Небесный замок Лапута». Подхожу к двери – в небе горит опалово-карамельный закат. Мимо, рыча, словно лев на прогулке, проезжает «харлей дэвидсон». Его хромированная сбруя сверкает, как комета, а за рулем восседает парень в кожаных брюках, фирменной футболке с разрезами и надписью «ЧЕРТ, КАК Я КРУТ» и в армейском мотоциклетном шлеме, на котором нарисован утенок из мультфильма. Его подружка, чьи прекрасные руки исчезают в рукавах футболки, а волосы отливают янтарным блеском, не кто иная, как Кофе. Кофе из отеля любви! Надутые губы, бесконечно длинные ноги. Я прячусь за плакатом с Кэном Такакурой и смотрю, как мотоцикл лавирует в потоке машин. Точно, Кофе – или ее клон. Теперь я уже не так уверен. У Кофе в Токио миллионы клонов. Сажусь и открываю дневник своего деда. Что бы сказал Субару Цукияма о сегодняшней Японии? Стоило ли за нее умирать? Может быть, он сказал бы, что эта Япония не та, за которую он умер. Япония, за которую он умер, так никогда и не родилась. Это был всего лишь один из проектов ее будущего: тогда он обсуждался, но потом был отвергнут ради другого. Может быть, это счастье для него, что он не увидел Японии, которую было решено создать. Я не могу выбрать, чью сторону принять в понедельник при встрече с дедом. Жаль, что я не умею смотреть на все с разных точек зрения, как Даймон. Жаль, что адмирал Райдзо не дал мне подсказки. Должен ли я восхищаться самурайским духом и все такое? Это важно? Все, чего я хочу,– это чтобы мой дед познакомил меня с моим отцом. Ничего больше. Интересно, как бы я себя повел, попади я на ту войну? Смог бы я спокойно сидеть в брюхе железного кита, несущего меня навстречу смерти? Мне столько же лет, сколько было моему двоюродному деду, когда он погиб. Наверное, тогда я бы не был тем, что я есть. Был бы совсем другим человеком. Странная мысль – мне сейчас пришло в голову, что я создан не самим собой и не родителями, а Японией, которая родилась после войны. Субару Цукияма был создан Японией, которая умерла с капитуляцией. Вероятно, чертовски трудно быть сыном обеих, как Такара Цукияма.

***

18 ноября 1944 г.

Погода: тропическая жара, слепящее солнце. Утром я провел полчаса на наблюдательной платформе перед перископами. Вахтенный одолжил мне свой бинокль. Мы находимся в шестидесяти километрах к западу от утолла Улити. Самолет-разведчик с базы Трук сообщил, что там находятся двести судов противника, включая четыре авианосца. Эфир заполонили вражеские радиопередачи. Капитан Ёкота принял решение не дожидаться «1-37», поскольку с тех пор, как мы в последний раз обменялись с ней сообщениями, прошло уже пять дней. Вызывать ее на очень низкой радиочастоте в такой близости от позиций противника опасно. Я надеюсь, что она просто запаздывает. Потонуть так близко от цели было бы жестокой иронией для пилотов кайтэн. Мы пожелали «1-36» и «1-47» удачной охоты и повернули на восток к островам Палау. «1-333» приблизилась к Пелелиу примерно в 18:00. Этот архипелаг прекрасен, как земли из старинных сказок, но он такой же дикий, как те ландшафты, что я когда-то рисовал в своих тетрадках. Я увидел коралловые острова, извилистые цепочки прибрежных скал, расселины, выдающиеся далеко в море мысы, болота и песчаные отмели. В глаза бросались следы недавних сражений. Четырнадцатая дивизия Квантунской армии скоро заставит врага дорого заплатить за оккупацию этих островов. Местные военные базы и аэродромы были в числе наиболее подготовленных к войне, потому что Палау считались японской территорией, с тех пор как в 1919 году Лига Наций выдала нам мандат на управление ими. Но враг не знает, какой ценой ему придется заплатить за то, что он бросил якорь у прохода Коссол. Вахтенный увидел вражеский самолет-разведчик, и мы пошли на погружение. Поскольку наш сегодняшний ужин, по всей вероятности, будет последним, капитан Ёкота принес старенький граммофон и две пластинки. Я сразу же узнал одну из тех мелодий, что часто заводил наш отец, до того как джаз был запрещен из-за своего разлагающего влияния. Музыканта зовут Дзю Кэрингутон^[118]. Как странно слушать американский джаз, перед тем как отправиться убивать американцев.

---

118 То есть Дюк Эллингтон.