19  

— Ничего подобного. Он всегда был такой хохотун.

— А спорим, он не станет называть тебя нянюшкой. Спорим, он будет звать тебя миссис Джонс.

— Он всегда звал меня тетя Джемайма, говорил, я похожа на нее, и непременно просил, чтобы я настряпала ему блинчиков.[2] Он был такой очаровательный мальчуган, каких больше не встретишь.

— Он и сейчас ничего, судя по фотографиям, которые я видела.

Сьюзен закрыла глаза и долго стояла так, не говоря ни слова. Затем произнесла:

— Промыть бы тебе хорошенько рот с мылом.

Она прикоснулась к занавеске на окне, снова устремляя свой взгляд вдаль, высматривая на горизонте паровозный дым. Вдруг Сьюзен вскрикнула:

— Вот он! Едет! Я знала, я знала!

Она лихорадочно взглянула на часы.

— Точно вовремя! Иди сюда, посмотри!

— Что я, поездов не видела?

— Вот же он едет, смотри, как дымит!

— Этих дымов я навидалась на всю оставшуюся жизнь.

Под скрежет, звон колокольчика и грозное шипение поезд, гудя, подкатил к станции.

— Теперь уже скоро, — сказала Сьюзен, обнажая в улыбке золотой зуб.

— Дыши ровно.

— Что хочешь говори, а я чувствую себя великолепно; просто отлично!

Поезд уже остановился, и из него начали выходить люди. Она видела, как крохотные фигурки копошатся, снуют по бетонной платформе у подножия склона. Она думала о нем, о том, каким он теперь стал и каким был когда-то. Ей вспомнилось, как однажды, когда ему было семь лет, он пришел из школы и не успел попрощаться с ней. А она тогда жила у себя дома, на другом конце города. И каждый вечер в четыре часа садилась на троллейбус. И он не успел проводить ее до троллейбуса. С плачем он кинулся вслед за ней по улице. И догнал как раз вовремя, рыдая, обхватил ее колени, пока она ласково гладила и трепала его по голове, утешая.

— Вот ты этого никогда не делала, — сердито произнесла вслух Сьюзен.

— Чего не делала? — удивленно спросила Линда.

— Не важно.

Сьюзен снова погрузилась в свои воспоминания. На сей раз она перенеслась в то время, когда ему было тринадцать и он вернулся после двух лет, проведенных в Калифорнии, нашел ее на кухне в доме его бабушки и, смеясь и обнимая ее, закружил Сьюзен в вихре радости. Она улыбнулась при этом воспоминании. Это было хорошее воспоминание. И вот, пятнадцать лет спустя, он, большой голливудский писатель, едет на премьеру своей пьесы в Нью-Йорк. А полгода назад по почте прислал свою первую изданную книгу, а вчера пришло письмо, в котором он пишет, что заедет по пути повидаться с ней. Прошлой ночью ей не спалось.

— Ни один белый не стоит всего этого, — сказала Линда. — Я ухожу домой.

— Сядь, — приказала Сьюзен.

— Да не хочу я быть свидетельницей того, как он не приедет, — ответила Линда. — Я потом тебе позвоню.

Она подошла к двери и уже открыла ее.

— Вернись и сядь, — сказала Сьюзен. — Он будет здесь с минуты на минуту.

Линда остановилась перед полуоткрытой дверью. Затем закрыла ее и с минуту стояла, тихо прислонившись к двери, покачивая головой.

— Желтое такси едет вверх по холму, — крикнула Сьюзен, прильнув к холодному оконному стеклу. — Держу пари, это он!

— Что с тобой будет к утру.

Они замолчали в ожидании.

— О, — произнесла Сьюзен, закрывая глаза.

— Что там?

— Это дурацкое такси повернуло в другую сторону.

— Держу пари, он сидит в вагоне и попивает себе. Наверняка он в компании других мужчин и не может уйти, он боится рассказать им, что намерен делать в этом городишке: взять такси и приехать сюда, чтобы повидаться с какой-то черной теткой, якобы его приятельницей.

— Ничего подобного он не делает. Он едет в такси. Я знаю.

Прошло десять минут, пятнадцать.

— Он уже должен бы здесь быть, — сказала Сьюзен.

— Но его нет.

— Может, это не тот поезд; может, часы сломались.

— Хочешь, позвоню в службу точного времени?

— Отойди от телефона! — закричала Сьюзен.

— Ладно, ладно, я только подумала.

— Только подумала, только подумала! Отойди!

Она замахнулась, и лицо ее исказилось.

Они снова замолчали. Слышалось, как тикают часы.

— Знаешь, что бы я сделала на твоем месте? — произнесла Линда. — Я бы пошла прямо к поезду, подошла б и спросила: «Где тут мистер Борден?» — и искала его, пока бы не нашла, а он, могу поспорить, сидел бы, попивая, со всеми своими приятелями в вагоне-люкс, а я бы подошла к нему и сказала: «Гляньте-ка на меня, Ричард Борден, я же вас с мокрых пеленок знала! Вы ж сказали, что приедете со мной повидаться! Что ж это не приехали?» Вот, что бы я сказала прямо перед этими его друзьями!


  19  
×
×