20  

— Но вы все прошли…

— Отцу пуля попала в руку, и он никогда больше не мог играть на рояле.

— А… Сожалею… Где он сейчас?

— Нигде. Умер от того, что называется разбитым сердцем. И мы стали бродягами. Видите эти кольца? Перед тем как отец умер, он дал нам эти бриллианты, так что мы не бедные в любой стране. Они очень дорого стоят, но мы не продаем их, потому что они напоминают о нем.

Эльза говорила бездумным монотонным голосом, будто уже много раз рассказывала эту историю теми же самыми словами. Она подняла руку, и бриллианты засверкали на свету. Она казалась не столько жертвой, сколько маленькой потерянной принцессой, пересказывающей фамильную легенду чужому двору. Я даже представил сцену на границе, перепуганных бегущих детей, раненную руку отца. Это не легенда, а современная история, будничная, обыкновенная история. Я начал говорить ей — говорить им всем, — что сожалею.

Но она во второй раз сбежала от меня. Она подтянула колени, всунула их в изгиб коленей Отто и рухнула рядом с ним. Наверное, не вынесла воспоминаний. Она закрыла глаза и, похоже, мгновенно уснула. Отто сонно пошевелился, когда она коснулась его, и какое-то мгновение два тела гармонично колыхались, меняя положение, прежде чем замереть соединенными: ее голова возле его шеи, ее колени в сгибе его колен, ее рука в его руке. Они выглядели как уютно устроившиеся супруги. Некоторое время я смотрел на этих Адама и Еву, от которых пошли все наши скорби. Я смотрел на них, пока они не превратились в простой узор линий, иероглиф. И тогда накрыл их пледом.

7 Два вида евреев

— Значит, вы нашли голубков!

Дэвид Лэвкин стоял в дверях. Я поспешно метнулся прочь от постели, а он прошел мимо меня и широко раздернул шторы. Утро было ясное и солнечное.

Моей единственной мыслью было выбраться из беседки как можно скорее. Я выскочил из двери спальни, практически скатился по лестнице и выбежал в прохладный лес, где солнце испещряло стволы берез полосами чистого, лишь чуть-чуть крапчатого белого цвета. У меня было такое ощущение, словно я проснулся после дурного сна. Я сделал пару шагов по тропинке.

Кто-то дотронулся до моей руки, и я обнаружил, что Лэвкин последовал за мной. Меня охватили раздражение и нелепое чувство вины из-за того, что он застал меня во время наблюдения за спящей парой. Я пошел быстрее, но он не отставал, шел в двух шагах позади. Он снова коснулся меня.

— Как вы узнали о них?

— Ничего я не знал. Просто услышал, как ваша сестра плачет на лужайке, и пошел за ней.

— Да, она часто выходит по ночам. Воображает себя привидением, которое должно посещать дом. Но она не грустит. Думаю, она подходит вашему брату. Вы так не считаете?

— Это не мое дело.

Я продолжал идти, не глядя на него.

— Но это будет вашим делом. Ведь вы останетесь с нами теперь? Останетесь и поможете нам?

— Уходите, — сказал я.

Мне был отвратителен его тон вуайериста-соучастника. Я хотел забыть Отто и его засаленную чародейку, они не имели ко мне никакого отношения.

— Правда, они хорошо спят? Можно смотреть на них всю ночь. Думаю, это из-за спиртного. Моя сестра долго спала? Как по-вашему, она красивая?

Он снова дернул меня за рукав. Я повернулся к нему.

— Лэвкин, я не желаю обсуждать с вами связи моего брата или вашей сестры.

— Связь! Единственная связь! — взволнованно уточнил он. — И кстати, моя фамилия произносится «Левкин», «Левкин». По-русски это значит «маленький лев», и меня так зовут. Ну, то есть можно сказать, что у моей фамилии такое значение, потому что, знаете ли, по-русски «лев» будет «lyev»…

Я шел вперед. Он неотступно следовал за мной, затем снова заговорил:

— Прекрасный день, правда, мистер Эдмунд? Хорошее славное утро. Мне нравятся эти утра, когда я прихожу их будить. Все вокруг такое красивое. Философ говорит, что наше самое большое преступление — не обращать внимания на красоту мира.

— Убирайтесь!

— Можно, я покажу свои картины, мистер Эдмунд? Я работаю резчиком по камню. Но на самом деле я художник. И вы тоже художник…

Я остановился и вновь повернулся к нему. Во всей этой болтовне было что-то зловещее и отталкивающее, и я подумал, уж не играет ли он какую-то роль. Мне не нравилось его ликование по поводу ситуации с Отто, и до меня смутно дошло, что он может замышлять шантаж. Шантаж — это как раз в стиле учеников Отто.

  20  
×
×