Колокол

Он перегнулся через стол, ухватился за горлышко бутылки и медленно двинулся прочь из комнаты. Тоби вслед за ним. Ник, все еще в обнимку с собакой, тяжело поднялся по лестнице на маленькую площадку, на которую выходили три двери.

— Ванная, — кивнул Ник. — Тут моя комната, там ваша. Он толкнул дверь ногой и локтем включил свет.

Тоби увидел аккуратную чистенькую комнату, металлическую кровать с белым покрывалом, камышовые циновки на полу, белый крашеный комод, растворенное настежь окно. Едва они вошли, на них потянуло теплым, благоухающим цветами ночным воздухом.

— Хорошо тут, наверху, правда? — спросил Ник. Он зарылся лицом в собачью шерсть.

Смутившись, Тоби ответил:

— Спасибо большое. Мне тут будет прекрасно.

— Выпьем по маленькой? — предложил Ник. — Стаканчик виски пополам с водой на ночь, а?

— Я совсем не пью, спасибо большое, — отказался Тоби.

— Ну-ну… Надо бы научить… помогло бы от сквозняков церковных…

Он спустил Мерфи на пол. Пес начал скакать, дергать за штанину, просясь снова на руки.

— Вот что, оставлю-ка я Мерфи, — сказал Ник. — С одеялами тут туговато. Он хоть ноги согревает на рассвете. Что может быть лучше собаки в постели. Останешься здесь! — обратился он к Мерфи.

— Спасибо, — сказал Тоби. Он прекрасно обошелся бы и без Мерфи, от него уже с души воротит. — Все очень хорошо. — Он сел на кровать. Сил больше не было, смертельно хотелось остаться наконец одному.

Ник остановился в дверях, глянул на него.

— Прежде чем уйти, скажу кое-что забавное. Вас сюда подсадили следить за мной. — Он улыбнулся, опять став симпатичнее и моложе.

Тоби тоже улыбнулся, не зная, что ответить.

— Ну-ну — разве не все мы сторожа ближних своих? — сказал Ник. — Дверь не закрывайте, вдруг Мерфи захочется ночью выйти. Доброй ночи.

Ник скрылся за дверью, оставив ее открытой.

Тоби так за день вымотался, что вдаваться в изумленные размышления был не в силах. Он быстро сходил в ванную, вернулся и застал у кровати Мерфи. Обезьянья умная мордочка напряженно застыла, это смахивало на прелюдию атаки. Надо бы наладить с ним отношения, подумал Тоби и, примирительно протягивая руку, сказал:

— Мерфи, хороший песик…

Мерфи внял, задумчиво лизнул руку, глянув на Тоби из-под ресниц, чересчур длинных для пса. Тоби вспомнилось, что и у хозяина Мерфи ресницы чересчур длинные для мужчины.

Тоби посмотрел на полуоткрытую дверь. На площадке темно, в доме ни звука. Тоби хотелось бы помолиться. Он стал на колени, застенчиво кося глазом на дверь, но не мог собраться с мыслями. Он поднялся, пересек комнату. На притолоке был крючок. Тоби тихонько притворил дверь и накинул крючок. Тот вошел без звука. Вернувшись к кровати и став на колени, Тоби закрыл глаза. Вдруг что-то скрипнуло. Мерфи у двери начал скрестись в щелку тупыми когтями. Тоби вскочил и вновь отворил дверь, но пес и не думал выходить. Стоял, глядя на Тоби с раздражающей услужливостью, и, когда Тоби пошел и в третий раз стал на колени, подбежал, замер рядом с сосредоточенностью слабоумного и жарко задышал прямо в шею. Тоби сдался. Сил предпринять еще что-нибудь не было, он выключил свет и нырнул в постель, оставив дверь открытой. Он почувствовал шлепок, когда вспрыгнул Мерфи, и теплую тяжесть, навалившуюся ему на ноги. В полурастворенную дверь неторопливо струился через комнату густой, настоянный воздух. Спустя несколько минут мальчик и пес крепко спали.

Глава 5

Наступило утро. Вскоре после шести зазвонил колокол, но Дора знала, ее это не касается, это для тех, кто собирается к мессе. Пол встал рано не из набожности, а из желания поработать. Притворяясь спящей, Дора поглядывала, как он пишет за чертежным столом, который придвинул вплотную к окну. Комнату заливал бледный солнечный свет раннего летнего утра, и с постели ей видно было безоблачное, почти бесцветное небо, обещавшее еще один знойный день. Дора с огорчением вспомнила, что все летние платья остались в чемодане и придется ей снова облачаться в тяжеленный жакет и юбку.

Встала она, и то после неоднократных напоминаний Пола, только к завтраку — в половине восьмого. Трапезной общине служила большая комната на первом этаже меж двумя каменными лестницами, двери из нее выходили на площадку. Пищу в Имбере вкушали молча. За обедом и ужином кто-нибудь из общины читал вслух, за завтраком это было не принято. Дора была рада молчанию, оно избавляло от необходимости поддерживать разговор и давало возможность изъясняться жестами и улыбками, когда к ней тем же способом обращались — особенно миссис Марк или Джеймс. Она основательно подкрепилась чаем с тостами, поглядывая при этом через площадку, где уже припекало, на неистово сверкавшее на солнце озеро.