29  

— Тогда пойдемте прямо домой, — сказал Майкл, — миссис Марк соберет для вас что-нибудь поесть. А потом надо бы вам прилечь. Бурное у вас выдалось утро. Мы пойдем через холм, там переправимся по валунам через ручей. Это самый короткий путь, да тут и попрохладнее. Ну, поднимайтесь — и за мной!

Майкл помог Доре подняться. Она ему улыбнулась и, почувствовав, что ей полегчало, откинула с брови влажную прядь, а потом двинулась за ним следом по тропинке. О чемодане она больше не вспоминала, от смеха Майкла все ее волнение как рукой сняло. И она была за это очень ему признательна. Накануне вечером Майкл показался ей каким-то бледным, немощным, и выглядел он переутомленным, рассеянным. Но сегодня он был решителен и нежен, и узкое лицо его, оказывается, так смугло, а волосы отливают золотом. Он вечно будет иметь застенчивый вид — и все из-за своих близко поставленных глаз, но зато какие голубые эти глаза!

Так и шла она по тропинке, вновь обретя спокойствие, шла и глядела своему провожатому в шею, загорелую, худенькую, по-детски торчавшую из воротничка довольно-таки заношенной белой рубашки. Вдруг, увидев что-то впереди, Майкл встал как вкопанный. Ни слова не говоря, Дора тихонько подошла сзади — что же это его остановило? Она выглянула у Майкла из-за плеча.

На небольшой полянке ручей устроил себе из мшистых валунов и жесткой осоки заводь. Посередине, похоже, было довольно глубоко, вода там неприветливо бурилась. Поначалу Дора ничего, кроме этого кружка воды да неровных бликов пробивавшегося через листву солнца, не увидела. А потом заметила застывшую у дальнего края заводи бледную фигурку. В следующее мгновение, оправясь от изумления, она поняла, кто это. Тоби Гэш в соломенной шляпе стоял и выуживал длинным прутиком со дна заводи тину. Дора мигом увидела — прежде, чем поняла, кто это, — на Тоби, кроме шляпы, ничего нет. На его белокожее, худенькое тельце падал то солнечный лучик, то тень от качавшейся на ветерке ивы, под которой он стоял. Он старательно гнул прутик, сосредоточенно взирая на воду и не подозревая, что за ним наблюдают. Он держался так, будто нагота для него дело привычное — с такой застенчивой грацией передвигал он свое долговязое худенькое тело. Дора затрепетала от восторга: в памяти из итальянских впечатлений всплыл вдруг юный Давид Донателло [11] — беззаботный, полный сил, восхитительно нагой и обворожительно незрелый.

Будь Дора одна, она бы сразу окликнула Тоби, так мало она была смущена и так искренне очарована тем, что увидела. Но ее сдерживало присутствие Майкла. О нем она на какой-то миг забыла. Потом взглянула на него и поняла, что смущает ее не столько его присутствие, сколько он сам — ведь он-то наверняка воображает, будто она смущена. И она теперь видела, как горестно смотрит Майкл на Тоби. Майкл тихонько развернулся, взял Дору под руку и, стараясь не шуметь, повел ее обратно тропинкой, которой они только что поднимались. Покой Тоби не был потревожен. Все это Дора сочла глупой деликатностью, но и она шла

, ступая как можно тише.

— Мы отпустили его до вечера, — сказал Майкл, Отойдя чуть поодаль. — Я все беспокоился, куда он делся. Думаю, лучше не мешать ему, пусть себе поплавает. Мы и иным путем можем добраться.

— Да, конечно, — согласилась Дора.

Теперь Дора держалась с Майклом уверенней, они вместе упоенно созерцали эту чудную пастораль, и она чувствовала в Майкле сообщника. Своей застенчивостью, деликатностью Майкл растрогал Дору. Ей вспомнилось, как он прикоснулся к ее шее. После необычного этого приключения меж ними протянулась трепетная нить плотского желанья, которой прежде не было. Тайное это влеченье, робкое, нежное, умиляло Дору, и, когда они спускались вниз по тропинке, она улыбалась про себя, предугадывая в своем спутнике перемену к ней. Теперь она будет для него воплощением женщины — желанной, нагой и такой близкой ему в этом послеполуденном зное.


Глава 6


Майкл Мид был разбужен странным прерывистым гулом — похоже, он накатывал со стороны озера. С минуту Майкл лежал неподвижно, со страхом вслушиваясь в наступившую тишину, потом поднялся и пошел к отворенному окну. Оно выходило на монастырь. Стояла светлая, лунная ночь, и, опасливо выглянув из окна, он разом мог окинуть взором озерную ширь, монастырскую стену напротив, ясно очерченную сияющим светом луны, которая поднялась над садом. Все было вроде и привычно, и в то же время как-то жутковато. Майкл скользнул взглядом по стене, туда, где она обрывалась и монастырская территория была у воды открыта спуском к широкому каменистому берегу. Здесь, немало изумясь, Майкл с удивительной ясностью увидел скопище фигур. Прямо у озера стояло несколько монахинь. Он видел их черные бесформенные одежды, колыхавшиеся при движении, а позади — четкие контуры сизых теней, которые отбрасывала луна; из-за причудливой игры света фигуры, казалось, были удивительно близко. Вот теперь они склонились над чем-то, вытаскивают из воды… нечто тяжелое, большое, и монахини, неловко ухватившись, волоком тащили его из воды. Майкл подумал, не скрежет ли этого предмета о камни он слышал? Но затем, с дрожью ужаса, понял: продолговатое, мягко-податливое, что они выволакивают на берег, — это же человеческое тело… Они вытаскивают из озера труп. Леденея от страха, Майкл стоял и не знал, что ему делать. Какое тайное несчастье случилось, финал которого он невольно наблюдал, кто был утонувший человек, чьи бренные останки теперь недвижно лежали на дальнем берегу? Фантастическое предположение вдруг пришло ему в голову — это некто умерщвленный самими монахинями. Увиденное было столь невыразимо зловещим и жутким, что удушье страха перехватило ему горло, он отчаянно рванул ворот пижамы, тщетно силясь закричать от ужаса.


  29  
×
×