40  

Тем не менее Шарль-Арман поймал «свою батарею», которая теперь вела непрерывный огонь. Но артиллерия французов не знала ее расположения, и он не успокоился, пока не засек батарею, сделав основной кроки [17] и привязав ее на местности к четырем точкам: двум в виноградниках и двум в перелеске. Когда Шарль-Арман увидел обслуживавших батарею солдат, они показались ему такими маленькими, что вся злость почему-то испарилась. Пищей для настоящей ненависти могут стать только идея или зрительный образ. А эти мечущиеся туда-сюда, суетящиеся фигурки только сбивали юношу с толку, и принять их всерьез никак не получалось. У Шарля-Армана почему-то пропало желание передавить их, как саранчу.

Спускаясь с башни, он поклялся себе никому не говорить о том, как сперва поддался панике. Наоборот, Шарль-Арман очень гордился тем, что из всей бригады он единственный получил настоящее боевое крещение огнем.

Надо сказать, что вниз он спустился не без удовольствия. Во дворе замка его дожидался Гийаде, бледный как смерть.

— Я уж думал, не случилось ли что с тобой, — сказал он, бегом припустив навстречу Шарлю-Арману. — Ведь я не знал, куда ты пошел. Скажи, ну и пальба!

Шарль-Арман, тоже очень бледный, ответил:

— Брось, старина! Нельзя же накладывать в штаны из-за каждого шального снаряда!

И, усаживаясь в коляску мотоцикла, процедил с небрежностью бывалого вояки:

— И вообще, если грохочет, то не убьет…

Может, и не убьет, если речь идет о молнии, а не о снаряде.


2

Командный пункт полковника находился на просторной вилле в верхней части города.

Ламбрею никогда не выносили благодарности за заслуги на учениях, но на сей раз офицер, принимавший у него отчет, похвалил его. Бумаги тут же передали полковнику, и Шарлю-Арману пришлось развернуть свою карту перед всем командным составом Школы.

К нему сразу подошел майор:

— Итак, дружище, вы засекли батарею, которая по нам стреляет?

Ламбрей не знал, что майор только что оживленно обсуждал этот вопрос с коллегами.

—   Я полагаю, что она вот здесь, господин майор, — сказал он, указывая на «свою батарею».

—   Да ничего подобного! — язвительно парировал майор, поскольку ответ шел вразрез с его мнением на этот счет.

«Если он и сам все прекрасно знает, зачем тогда спрашивать», — подумал Шарль-Арман.

— Прежде всего, друг мой, — продолжал майор, — на войне надо не полагать, а быть уверенным. Если уж у нас только такие наблюдатели, как вы… А впрочем, все это не имеет значения, — добавил он тоном человека, который уже заранее знает, что сражение будет проиграно, и понимает всю бесполезность участия в нем.

— Я думаю, правда на вашей стороне, — шепнул на ухо Шарлю-Арману один из капитанов.

Вошли еще связные. Со всех точек фронта поступали отчеты офицеров, данные о системах огня, сведения о передвижениях противника. Из состыкованных карт следовало, что в бою задействована целая дивизия неприятеля.

Вскоре Шарль-Арман волей-неволей оказался участником совещания, где приводилась масса цифр, называлось множество названий мест, звучали имена младших и старших офицеров. Все это было для него внове, и он почти ничего не понимал. Вот, оказывается, как руководят сражением: проводя жирные карандашные линии и спешно отдавая приказы.

— Капитан Декрест пошлет бригаду в помощь капитану де Н… на высоту восемьдесят четыре. Капитан де Н… отдаст в распоряжение капитана Декреста три бронеавтомобиля…

Смысл такого обмена был не яснее того, сообразуясь с которым крупье подгребает лопаточкой деньги, лежащие перед одним игроком, и передвигает их для пересчета к другому. Тут шла игра на двадцать персон, и ее правила следовало знать, а ее риски беспрекословно принимать.

Имена связных называли озабоченно и вкрадчиво, как говорят обычно кассиру в казино:

— Будьте добры, разменяйте, пожалуйста, по пять тысяч.

Все вдруг стали повторять:

— Связной капитана Декреста… Связной капитана Декреста!

Вошел Лервье-Марэ.

— А вот и вы, — сказали ему. — Будьте всегда под рукой, когда в вас есть нужда. Входите в курс дела и быстро отправляйтесь с донесением.

Начертанная на столе стратегия, которую непрерывно снующие связные передавали по всему сектору, меняя расположение соединений или диспозицию, оказывала на всех, кто с ней соприкасался, завораживающее действие. У Шарля-Армана было такое лицо, словно он впервые сказал: «Банкую!»

  40  
Предыдущая страница Следующая страница
×
×