До того, как она встретила меня

Он снял „хамелеоны“, несколько секунд посозерцал Грэма, потом снова надел.

— Вот Правило Номер Четыре и привело меня к вашей жене. Разборки эти с профсоюзом, да и, правду сказать, меня воротило от жопистой выдры, которую они взяли на роль моей подруги, — мы понятия не имели, сколько еще времени будем прохлаждать задницы, ожидая, когда Ее Величество проедет — я со всем уважением. В лучшие дни мужик во мне играет, а в худшие — так и вдвое. Прямо дождаться не мог всунуть старину Гремучку в чьи-нибудь рубины. Мысль казалась, ну, прямо удачной.

Грэм угрюмо вглядывался в Быка, запечатлевая в памяти все детали: кряжистый нос, загар оттенка густой бычьей крови, пук волос в клинышке расстегнутой рубашки. Два-три волоска словно бы начинали седеть, но в результате Бык показался Грэму еще более грозным, хвастливо добавив зрелость и мудрость к своей, очевидно, колоссальной вирильности.

— Ну, чуть я увидел эту вашу малютку Энни, так сразу понял: окажется она фейерверочной ракетой каких поискать. „Энни, говорю я ей, разыграй свои карты верно и, может, получишь мой кольт“. Ха. Ха. Для затравки всегда какая-нибудь такая шуточка, чтоб они призадумались над тем, что им может выпасть. Дай им помозговать пару деньков, и они шлепнутся тебе на ладонь что твой зрелый персик. Во всяком случае, уж такая у старины Быка философия.

Так вот, незнакомец. — Актер внезапно стал более деловым и более отстраненным. — Так вот, пустил я с ней в ход старый приемчик с парой дней выжидания, чтоб херес в бочке дозрел, так сказать, а тут она подходит прямо ко мне и говорит: „Как насчет того, чтобы подыскать кобуру для твоего кольта, ковбой?“ Так вот здешние цыпочки каковы, Бык, говорю я себе.

Ну, за мою жизнь встречал я горяченьких девочек, но эта малютка Энни… вернулись мы в отель, и она принялась сдирать с меня одежку еще в лифте. А уж потом и вовсе дала себе волю. Дралась, кусалась, царапалась — мне даже пришлось ее чуток сдерживать. Студия могла потребовать кадр в лохани или там еще какой, я должен был вырвать ее ногти из моей спины. Вырвал их, а ее уложил оплеухой, но она словно только сильнее взбесилась, как мне следовало бы предвидеть, а потому я просто потянулся поперек нее за моими штанами, вытащил мой ремень змеиной кожи, да и стянул ей запястья от греха подальше.

А после всякий раз, как мы трахались, она заставляла меня связывать ей запястья. Вроде бы возбуждало ее еще больше. Не то чтобы для „больше“ так уж много места оставалось. Не такого была она масштаба, незнакомец: в девять баллов ураган там, откуда она явилась, просто легкий ветерок.

Но что ей особенно нравилось, то есть уже связанной, так это чтоб я жевал ей задницу. Она тебе, незнакомец, это позволяет? Устроюсь там, внизу, и начинаю ее есть; для меня, ну, как поднос с завтраком. А потом вроде скользну чуть пониже и чувствую, как она заерзала, и ее прямо током ударяло по всему телу. Ну, я еще поем, а потом скользну назад к ее заднице. Еще поем и языком поегозю, а потом, когда она уже совсем на взводе, я загоню язык вовнутрь, и уж тут она взрывалась. Без промаха. Хлоп — как мышеловка. Она тогда любила повторять, что теперь поняла ковбойскую сноровку.

А тебе она это позволяет? — Тон стал более издевательским. — То есть бьюсь об заклад, незнакомец, ты много всяких задниц лизал так и эдак, но взаправду тебе когда-нибудь приходилось? Или малютка Энни только другим такое позволяет? Да откуда тебе и знать, а? В том-то ваша беда — вас, слюнтяев. Задаетесь, что понимаете цыпочек. А я еще не встречал цыпочку, которой требуется понимание, то есть не когда альтернатива — что ее оттрахают выше головы. Ну да продолжай, понимай цыпочек, а я продолжу их трахать.

В бассейне за спиной Быка на поверхности возникла еще одна мерцающая задница. На этот раз она осталась там в подвешенном состоянии на несколько секунд, и когда у Грэма отвалилась челюсть, ягодицы влажно раздвинулись. Грэм со своей подставки для чистки сапог поглядел на Быка, который высунул кончик языка и облизал губы. Грэм кинулся на Быка, но ковбой резким поворотом бедер пропустил его мимо себя, в тот же момент пинок сапогом в бедро заставил его изменить направление и ухнуть в бассейн. Хотя обычно он плавал хорошо, вода оказалась настолько вязкой, что он продвигался в замедленном темпе. Наконец несколько минут спустя он обеими руками ухватился за край бассейна. И уже приготовился выкарабкаться из воды, как на его лицо упала тень, а пальцы правой руки придавил сапог.