Делай Деньги

— Почему нет?

— Подумайте, сколько будет крику! Нет уж, я горжусь тем, что мы все еще на гребне волны. Э… Вы хотели что-то особенное?

— Что бы вы могли сделать вот с этим? — спросил Мойст, положив один из новеньких долларов на стол.

Спулс подобрал его и внимательно изучил, после чего отстраненным голосом произнес:

— Я кое-что слышал. Ветинари знает, что вы это планируете?

— Мистер Спулс, готов поспорить, что он знает мой размер обуви и что я ел на завтрак.

Печатник отложил банкноту так, будто она тикала.

— Я вижу, что вы делаете. Такая маленькая вещь, но такая опасная.

— Можете их напечатать? — спросил Мойст. — О, не такую. Я наделал немного, просто чтобы опробовать идею. Я имею в виду высококачественные банкноты, если смогу найти художника, чтоб их нарисовать.

— О да. Мы же олицетворение качества. Мы сейчас строим новый печатный станок, чтобы идти в ногу со спросом. Но как насчет безопасности?

— Что, здесь? Никто ведь вас пока не тревожил, так?

— Нет, не тревожил. Но до сих пор у нас тут кучи денег повсюду не лежали, если вы понимаете, о чем я.

Спулс поднял банкноту и отпустил ее. Она, тихонько колеблясь из стороны в сторону, спланировала на стол,

— Еще такие легкие, — продолжил он. — Несколько тысяч долларов можно унести с собой без проблем.

— Но некоторым образом сложно переплавить. Слушайте, установите новый печатный станок на Монетном Дворе. Там много места. И проблемы нет, — предложил Мойст.

— Ну, да, это разумно. Но печатный станок — громоздкая штука, знаете ли, его сложно передвигать, на это не один день уйдет. Вы спешите? Хотя, конечно, спешите.

— Наймите несколько големов. Четверо поднимут что угодно. Напечатаете мне денег к послезавтрашнему дню — получите первую напечатанную тысячу в качестве премии.

— Почему вы всегда так спешите, мистер Липвиг?

— Потому что люди не любят перемены. Но если сделать перемену очень быстрой, то можно просто перескочить из одного типа нормальности в другой.

— Ну, полагаю, нескольких големов нанять мы можем, — сказал типограф. — Но, боюсь, есть другие трудности, которые не так легко преодолеть. Понимаете, если начнете печатать деньги, то обязательно будут подделки. Может, двадцатипенсовая марка того не стоит, а вот десятидолларовая банкнота? — Он поднял брови.

— Наверное, да. Проблемы?

— И большие, друг мой. О, мы можем помочь. Бумага из качественного полотна с узором из оттисков и водяных знаков, хорошие спиртовые чернила, можно часто менять плиты, чтобы не тупились, еще маленькие трюки с дизайном… Ну и усложнить. Это важно. Да, мы можем это для вас сделать. Они будут дорогими. Я решительно настаиваю, чтобы вы нашли гравера такого же уровня… — Мистер Спулс отпер один из нижних ящиков стола и кинул на книгу записей лист пятидесятипенсовых Зеленых марок с Башней Искусств. Потом протянул Мойсту большую лупу.

— Это, конечно, бумага высочайшего качества, — сказал типограф, когда Мойст вгляделся в марки.

— Вы все больше и больше совершенствуетесь. Я вижу каждую деталь, — выдохнул Мойст, пристально рассматривая листок.

— Нет, — с каким-то удовлетворенным видом ответил Спулс. — Вообще-то не видите. Хотя могли бы, с помощью вот этого.

Он отворил шкаф и подал Мойсту тяжелый медный микроскоп.

— Он добавил больше деталей, чем было у нас, — сказал он, когда Мойст настроил прибор. — Это предел того, к чему можно убедить бумагу и металл. Я заявляю, что это работа гения. Он будет вашим спасением.

— Поразительно, — признал Мойст. — Ну, надо найти его! На кого он сейчас работает?

— Ни на кого, мистер Липовиг. Он в тюрьме, ожидает петлю.

— Оулсвик Дженкинс?

— Вы свидетельствовали против него, мистер Липовиг, — мягко сказал Спулс.

— Ну да, но только чтобы подтвердить, что он копировал наши марки и сколько мы можем потерять! Я не ожидал, что его повесят!

— Его сиятельство всегда очень близко к сердцу принимает дела, касающиеся государственной измены, как он это называет. Думаю, с Дженкинсом плохо обошелся его адвокат. В конце концов, из-за его работы это наши марки стали больше похожи на подделки. Вы знаете, у меня такое впечатление, что бедняга даже не понял, что он сделал что-то неправильное.

Мойст вспомнил водянистые испуганные глаза и выражение беспомощного замешательства.

— Да, — согласился он. — Возможно, вы и правы.