Тяжело в учении, легко в бою

Похоже, Бейкеру-пекарю сегодня не светит засунуть булочку в печь.

Костас не заставляет себя ждать – хлипкий блондинистый фраер, весь какой-то дерганый, больше смахивает на шведа, чем на грека. По первому впечатлению судить трудно, но как-то мне не верится, что он намерен осесть и влиться в ряды торговцев шаурмой в Финсбери-парке.

Нас представляют нас друг другу. У парня бегают глазки. Что-то тут нечисто.

– Привет, Костас, как дела в кинобизнесе?

Сеф внезапно решает пробежаться по магазинам.

– Мальчики, я отлучусь ненадолго, а вы тут пока познакомьтесь, – щебечет она, счастливая, как муха в куче дерьма.

Ну и, ясное дело, все мигом выплывает наружу.

– Девка просто спятила, – морщится Костас. – Хочет, чтобы мы поженились. Вот еще! Ее папаша меня прищучил – я у них на островке кокс туристам толкал, – и пригрозил, что засадит, если я не соглашусь. Мол, у него дружки в полиции по всей Греции, и, чуть что, жизнь моя кончена. Вообще-то Лондон – неплохо для карьеры, да и девчонка ничего, только одной красотой сыт не будешь, пойми меня правильно.

Тяжело вздыхая, Костас разом осушает свой ром с колой. Лицо напряженное, на лбу капли пота. С громким стуком ставит бокал на стол и показывает официантке два пальца. Потом продолжает:

– Как говорят в Греции, хорошее стадо, да овец мало.

Я понимающе киваю. Парню не позавидуешь, попал как кур в ощип.

Он снова вздыхает.

– Папаша стал расспрашивать о семье, есть л и у меня братья. Я говорю, у меня шестеро, и ни одной сестры – он от радости так оскалился, думал, сожрать хочет. А потом…

Костас передергивает плечами, словно на морозе, и выхватывает у официантки новый бокал. – Что?

– Потом щупает меня… ну, ты понимаешь… как женщину.

– А ты?

– Оттолкнул, конечно! А он и говорит: «Это хорошо, ты настоящий мужчина». Они просто психи, вся семейка. Поскорее бы от них отделаться! Съемки сегодня закончились, но я ей пока не сказал. Завтра уеду в Лондон к дяде, подальше от этой идиотки и ее папаши-фашиста. Гомик старый. Ты знаешь, он даже кольцо мне дал, сам выбрал, чтобы я ей подарил. Бриллианты с сапфиром. «Как глаза моей дочурки», – говорит. Вот пускай сам ее и трахает!

Выслушав тираду, я задумчиво барабаню пальцами по столу.

– Да, неважные у тебя дела, надо сваливать, пока не поздно. Как говорят янки, делать ноги.

Грек наклоняется ко мне, изо рта несет табачным перегаром, водкой и чесноком.

– Я и собираюсь. Только как же девчонка? Говорю тебе, она психованная!

Я глубокомысленно киваю.

– Положись на меня, приятель. Здесь требуются британское хладнокровие и трезвый расчет. Вспомни Джона Миллза и Кеннета Мора, – подмигиваю я, выстукивая по столу марш Разрушителей плотин.

Короче, наша подружка возвращается, и старина Костас врет, что его срочно вызвали по телефону на съемочную площадку. Сеф разочарованно надувает губки, но он успокаивает ее поцелуем, а уходя, незаметно передает мне записку, которую я должен подсунуть ей позже. Подсуну, и заодно кое-что еще, но это уже мои личные планы.

Мы с Сеф направляемся в заведение Уорти; я сильно под градусом, она тоже тепленькая, язык заплетается.

– Актеры так преданны своему делу!

– Да, – соглашаюсь я, придерживая дверь «Камбрии». – Работенка непростая. Никем их, пожалуй, не заменишь, если устроят забастовку. Вся мировая экономика навернется. Что с нами со всеми будет без ребят вроде Тома Круза, страшно подумать!

Она шутливо толкает меня в плечо.

Мы заходим в бар. Пит Уорт, здоровенный как бык и продубленный солнцем настолько, что смахивает на кожаную куртку, тут же выходит из-за стойки.

– Смотри-ка, да ты брюшко отрастил! – хохочет он, тыкая меня пальцем в живот.

– Не всем же круглые сутки прохлаждаться в спортзале.

Стероиды глотаешь? – Я щупаю его раздутый бицепс. – Яйца-то небось уже с горошину?

– По крайней мере могу разглядеть их без зеркала, – парирует он, хохоча еще громче.

Вот так, и хрен ответишь. Вот что значит жить рядом с Синти. Пассивное потребление калорий не лучше пассивного курения.

– А что тут у нас за новая красотка?

Сеф меряет его взглядом.

– Меня зовут Персефона.

– Ее старик – большая шишка в Греции, – объясняю я. – Правда, дорогая?

Она надменно кивает.

– Он начальник полиции на острове, где я выросла.

– Всей полицией острова командует, верно? – Я подмигиваю Питу.