83  

– А как же прогресс, отец? Система управления семидесятых была вообще никакая, да что там, опасная, как сковорода с маслом. С ней прекрасно расправились микроволновка, фритюрница и круглосуточные забегаловки фастфуда.

– Нуда, прогресс прогрессом, – отвечает он, раздирая упаковку лапши быстрого приготовления, – но Скарджилл все равно виноват. Надо было собрать народ на этот долбаный парламент, разобрать его по кирпичику и забросать камнями всех этих умников из частных школ.

– Элита всегда возрождается, отец, не забывай. Сегодняшний революционный авангард – это завтрашний правящий класс.

– Да, сынок, и именно поэтому необходима перманентная революция. Необходимо создать структуру, лишенную иерархии.

Смотрю я в окно, а там мусорные контейнеры стоят. Брошенные прямо на дороге. Надо бы их во дворик затащить.

– Любая структура, отец, иерархична по своей природе. И не нужна людям перманентная революция, им оттянуться нужно.

Старик швыряет коробку на стол, крутит вилкой, пытаясь поймать торчащую вермишель.

– Ну и каково решение проблемы? Выпивка, наркота, девки и консерваторы у власти? Это и есть твои жизненные ориентиры?

– Я ничего подобного не говорил.

– Пораженческая болтовня, сынок. – Он размахивает вилкой с вермишелью. – Вот в чем беда вашего поколения: отсутствие коллективизма. Тебе бы в библиотеку, набраться общественно-политического сознания, чтобы был готов воспользоваться возможностью, когда она представится! Вилли Галахер да старик Боб Селькирк* поди в гробу переворачиваются, глядя на все это.

* Галахер Вилли – английский профсоюзный лидер, один из основателей Коммунистической партии Великобритании. Возглавил международную сборную первого послереволюционного матча в Москве в 1920 году. Боб Селькирк – член городского совета Кауденбита, лидер рабочего движения. – Примеч. пер.

– Вряд ли им понравился бы твой негритянский рэп, отец.

Его глаза пылают огнем:

– Да в одной строчке «Фифти сентс» больше политики, чем в сотне альбомов хиппи-педиков, которых ты слушаешь!

Вот так всегда. А я-то размечтался отпраздновать: яйцо зажарил на сливочном маслице, приправки любимой притащил, перчика. Все мне, гад, испортил.

6. Годовщина

Самое нелепое, что я видела в жизни – это моя мать в трико. Она включает видеоплеер с сорокапятиминутной спортивной программой, минут пять смехотворно крутит задом, затем все выключает и идет на кухню. Подходишь ближе и чувствуешь, как она взвинчена; а еще видишь дорожки от высохших слез на щеках. Потом заглядываешь в коробку с шоколадным печеньем, а там половины уже нет.

– У нас сегодня годовщина свадьбы, – говорит мама рассеянно. Она занята растениями – поливает и обрезает секатором. «Вертушка» по-прежнему крутит спортивную программу, правда, никто не смотрит. Мне скучно, усаживаюсь с Инди посмотреть мультики по другому каналу.

– А сколько лет вы женаты? – спрашивает Индиго.

Тут входит отец. Мама только собралась что-то сказать, как он фыркает:

– Какая разница? Нет никакой любви, все это химические реакции. День святого Валентина – обман и жульничество.

Господи, ну и тупица.

– Что ты понимаешь? – спрашиваю я. – Да и вообще, не лицемерь. У тебя на руке татушка с именем жены.

Он бросает взгляд на запястье, потом тупо пялится в наши мультики. Скуби Ду и Шэгги драпают от вовсе не страшного чудовища. Я вижу на отцовском лице неуверенную улыбку и слышу в ответ:

– Ты просто юная идеалистка. Подрастешь – поумнеешь.

Встречаюсь с ним взглядом.

– Ты тоже подрос и поумнел?

Теперь и Инди внимательно смотрит на него.

– Я никогда не был идеалистом. Я всегда был реалистом. – Отец плюхается в огромное кресло. – И я всегда был занят – зарабатывал деньги, чтобы ты с сестренкой каталась на лошади и училась ненавидеть своего папу. – Нервно хохотнув, он протягивает руку и требу шит длинные волосы Индиго.

– А я всегда буду любить тебя, папочка! – верещит она и прыгает с кровати ему прямо на колени.

Огромным кулаком отец шутливо мнет ее щеки.

– Ты-то, конечно, будешь любить, моя маленькая красавица!

Инди повторяет его движения, и они веселятся, боксируя и играя в драку. Мне этого не вынести – маленькая девочка внутри меня тоже хочет поиграть с ними. Но я встаю и ухожу.

– Ага, целых пять лет, а потом заработают мозги и железы, – бросаю я по пути к дверям.

  83  
×
×