Дни между станциями

– Но, может быть, это не ваша пленка… – начал Флетчер.

– Моя, – ответил его собеседник. – Она явно, явно у вас.

– Мы можем обсудить это при личной встрече?

– Прекрасно, но только при условии обмена. Я не торгуюсь. Я не продам пленку. Если хотите увидеться, я встречу вас внизу в метро на Сен-Жермен-де-Пре. Вы должны принести свою пленку с собой. В три часа пойдет?

В полтретьего Флетчер Грэм вышел из дома семнадцать по рю де Сакрифис. До Сен-Жермен-де-Пре было далеко; хотя некоторые станции подземки и пешеходные переходы и были открыты, сами поезда не ходили уже больше года. Флетчер прошел по бульвару Сен-Мишель в надежде поймать такси, но ему не повезло. Тогда он пошел по бульвару Сен-Жермен. Улицы были в дыму от костров. Кое-кто из прохожих повязывал платки, чтобы защитить рот и нос от сажи. Стоял величественный мороз, как в Монреале, и всюду было скользко, так что идти приходилось намного медленней. Когда Флетчер дошел до главного входа на станцию на Сен-Жермен-де-Пре, там ревел гигантский костер, вокруг которого собралась толпа; через ворота было не пробраться. Флетчер пересек улицу ко второму входу и осторожно спустился вниз. Он стоял под землей и дожидался рандеву в условленном месте.

Пять минут спустя он увидел, как тот, другой, приближается из дальнего конца туннеля. У него были черные волосы, на нем был длинный старый синий плащ, а под мышкой – коробка с пленкой. Он выглядел моложе, чем Флетчер ожидал, но сходство со старыми фотографиями Адольфа Сарра было поразительным. Когда он подошел, они не представились друг другу – лишь обменялись небрежным рукопожатием, кивнув в знак узнавания.

– Электричество в отеле, похоже, дают днем, – разъяснил его собеседник.

Они отправились в отель и поднялись на второй, третий, четвертый этаж. В комнате было очень холодно, но там был маленький обогреватель, который за франк включался на пятнадцать – двадцать минут, когда давали электричество. И правда, ток был. Но Флетчер снова запротестовал.

– Я не вижу, – сказал он, – почему я должен торговаться с вами, чтобы вернуть себе свою собственность.

– Так и вы всего лишь возвращаете мне мою собственность, – ответил тот.

– Мне неоткуда знать, что она ваша.

– У меня ничуть не больше и не меньше уверенности, что эта пленка, – он постучал по бобине в проекторе, – ваша.

Флетчер угрюмо взглянул на него.

– Посмотрим, что там у вас, – наконец проговорил он.

Тот начал крутить пленку, и в первые же несколько секунд сердце Флетчера остановилось. Какими бы размытыми ни казались образы в дневном свете, тем не менее они были такими, какими он всегда их представлял себе, и это-то так поразило его – отсутствие нового, воплощение его собственного воображения. Ему трудно было поверить, что это реально, что женщина со стены в комнате Адольфа входит в ванную Марата и убивает его в неистовом экстазе. Его тело дернулось под ножом, и каждая деталь была отчетлива: пар, шедший от воды, мышцы ее ног, напрягшиеся, когда она сделала свое дело, всплеск воды из ванны, страстность, с которой она отпрянула от крови. Кадры из комнаты Адольфа пришли в движение, как ожившие картины в кабинете у Франклина Грэма – с ошеломительной четкостью. Флетчер понял: все это время он пытался примириться с мыслью, что фильм, как и «гений» его отца, все-таки был мистификацией. Но сейчас фильм существовал, он был у него перед глазами, а с фильмом появилась и новая достоверность: над ванной висели ружья, и никто в сцене не замечал их, никто не догадывался, что по крайней мере одно из них заряжено и готово к стрельбе и что через тридцать лет кто-то в первый раз услышит выстрел, а через шестьдесят все еще будет слышать его. Пленка кончилась, а Флетчер продолжал глядеть на стену. Наконец он взглянул на того, второго, перематывавшего пленку и укладывавшего ее обратно в коробку. Ни один из них не сказал ни слова.

Когда тот, другой, закончил, он сказал:

– Я хотел бы увидеть вторую пленку, – и указал на фильм на коленях у Флетчера.

Флетчер уставился на него.

Он не понимал, почему ему так не хочется отдавать эту пленку. Почему-то он не чувствовал, что должен что-то отдавать в обмен на то, что только что увидел; он уже отдал достаточно и имел на это право. Кроме того, почему-то отдавать что-либо именно этому человеку было хуже всего. Но он протянул коробку и глядел, как она крутится в проекторе; и она продержалась на стене меньше минуты, прежде чем тот ее выключил.