48
Я сидел с анархистом из Беверли-Хиллз Беном Сольвнагом, писавшим мою биографию, когда услышал ее шаги по дорожке двора. Я знал этот звук – они всегда были быстры, неистовы, сексуальны, те крохотные шаги. Я жил в конце двора. Дверь у меня была открыта. Вбежала Тэмми.
Мы сразу оказались в объятиях друг друга, целуясь.
Бен Сольвнаг сказал до свиданья и испарился.
– Эти сучьи рыла конфисковали мои вещи, все мои вещи! Я не могла заплатить за квартиру! Сукоебина грязная!
– Я пойду туда и вломлю ему промеж рогов. Мы вернем твои вещи.
– Нет, у него ружья! Много всяких ружей!
– А-а.
– Дочь я отвезла к маме.
– Как насчет чего-нибудь выпить?
– Конечно.
– Чего?
– Очень сухого шампанского.
– Ладно.
Дверь все еще была отворена, и полуденный свет солнца лился сквозь ее волосы – такие длинные и рыжие, что просто горели.
– Можно, я залезу в ванну? – спросила она.
– Разумеется.
– Подожди меня, – сказала она.
Утром мы поговорили о ее финансах. Ей должны были прийти деньги: пособие на ребенка плюс пара чеков по безработице, – и на подходе были еще.
– Тут в доме есть свободная квартира сзади, прямо надо мной.
– Сколько?
– 105 долларов и половина услуг уже оплачена.
– О черт, у меня хватит. А детей они берут? Ребенка?
– Возьмут. Я договорюсь. Я знаю хозяев.
К воскресенью она уже переехала. Теперь она жила прямо надо мной. Она могла заглядывать ко мне в кухню, где я печатал на машинке свои вещи на обеденном столе в уголке.
49
В вечер того вторника мы сидели у меня и пили: Тэмми, я и ее брат Джей. Зазвонил телефон. Это был Бобби.
– Тут у меня сидят Луи с женой, и ей хотелось бы с тобой познакомиться.
Луи – это тот, который только что выехал из квартиры Тэмми. Он играл в джаз-группах по всяким маленьким клубам, и сильно ему не везло. Но он был любопытен сам по себе.
– А может, ну его на фиг, Бобби?
– Луи обидится, если ты не придешь.
– Ладно, Бобби, но я приведу парочку друзей.
Мы зашли, и все были представлены друг другу. Затем Бобби вынес своего купленного по дешевке пива. Стерео орало музыку, громко.
– Я прочел твой рассказ в «Рыцаре»,– сказал Луи. – Странный такой. Ты никогда не ебал мертвых женщин, правда?
– Нет, просто казалось, что некоторые из них мертвы.
– Я понимаю, о чем ты.
– Ненавижу этот музон, – сказала Тэмми.
– Как музыка продвигается, Луи?
– Ну, у меня сейчас новая группа. Если протусуемся вместе достаточно долго, может что и получится.
– Я, кажется, возьму у кого-нибудь за щеку, – сказала Тэмми, – я, наверное, отсосу у Бобби, я, наверное, отсосу у Луи, я, наверное, у брата собственного отсосу!
На Тэмми был длинный наряд, отчасти похожий на вечернее платье, а отчасти – на ночную сорочку.
Валери, жена Бобби, была на работе. Она работала два вечера в неделю официанткой в баре. Луи, его жена Пола и Бобби квасили так уже некоторое время.
Луи глотнул халявного пива, вдруг его начало тошнить, он подскочил и ринулся к дверям. Тэмми выскочила следом. Немного погодя, они вошли с улицы вместе.
– Пошли отсюдова к чертовой матери, – сказал Луи Поле.
– Хорошо, – ответила та.
Они встали и вместе ушли.
Бобби извлек еще немного пива. Мы с Джеем о чем-то разговаривали. Потом я услышал Бобби:
– Я не виноват! Эй, дядя, это не я!
Я посмотрел, в чем дело. Голова Тэмми лежала у Бобби на коленях, рукой она держала его за яйца, затем подняла голову выше и схватила его за член, и держала его за член, и все это время глаза ее смотрели прямо на меня.
Я сделал еще один глоток пива, поставил стакан, встал и вышел.
50
Я увидел Бобби на улице, когда вышел купить газету.
– Звонил Луи, – сказал он, – и рассказал мне, что с ним случилось.
– Ну?
Он выбежал проблеваться, а Тэмми схватила его за хуй, пока он блевал, и сказала: «Пойдем наверх, я у тебя в рот возьму. А потом мы тебе хер в пасхальное яйцо засунем». Он ответил – нет, а она сказала: «Что с тобой такое? Ты что – не мужик? Пойло в себе удержать не можешь? Пошли наверх, я тебе отсосу!»
Я сходил на угол и купил газету. Вернулся, проверил результаты скачек, прочел о поножовщинах, изнасилованиях, убийствах.
В дверь постучали. Я открыл. Там стояла Тэмми. Она зашла и села.
– Послушай, – сказала она, – прости, если я тебя обидела тем, как себя вела, но это всё, за что я прошу прощения. Остальное – это уже я сама.