– Распутница! – сказал он. – Прелюбодейка!
Ричард захлопнул дверь.
Тэмми зашла ко мне.
– Хэнк?
– Ну?
– Что такое прелюбодейка? Я знаю, что такое злодейка, а что такое прелюбодейка?
– Прелюбодейка, моя дорогая, – это блядь.
– Ах, он грязный сукин сын!
Тэмми вышла наружу и снова пошла ломиться в двери других квартир. Либо никого не было дома, либо ей не отвечали. Она вернулась.
– Так нечестно! Почему они не хотят, чтобы я здесь жила? Что я такого сделала?
– Не знаю. Подумай. Может, что-то и было.
– Я ничего не могу вспомнить.
– Переезжай ко мне.
– Ты же ребенка терпеть не можешь.
– Верно.
Шли дни. Владелец оставался невидимым, он не желал никаких дел с жильцами. Управляющая прикрывалась уведомлением о выселении. Даже Бобби пропал из виду – ел, не отходя от телевизора, курил свою траву и слушал свое стерео.
– Эй, дядя, – сказал он мне, – мне твоя старуха даже не нравится! Она засохатила нашу дружбу, чувак!
– Пральна, Бобби…
Я съездил на рынок и взял несколько пустых картонных коробок.
Потом сестра Тэмми Кэти сошла с ума в Денвере, – потеряв любовника, – и Тэмми вынуждена была съездить повидаться с нею, вместе с Дэнси. Я отвез их на вокзал.
И посадил на поезд.
69
В тот вечер зазвонил телефон. Звонила Мерседес. Я познакомился с нею после поэтических чтений на Пляже Венеция. Ей было лет 28, приличное тело, довольно неплохие ноги, блондинка 5 футов и 5 дюймов ростом, голубоглазая блондинка. Волосы длинные и слегка волнистые, она непрерывно курила.
Разговаривала она скучно, а смеялась громко и фальшиво, по большей части.
После чтений я поехал к ней. Она жила недалеко от набережной. Я поиграл на пианино, а она поиграла на бонгах. У нее был кувшин «Красной Горы». Косяки тоже были. Я слишком надрался, чтобы куда-то потом ехать. В ту ночь я остался спать у нее, а утром уехал.
– Послушай, – сказала Мерседес, – я сейчас работаю с тобой по соседству. Я подумала, может, стоит заехать.
– Давай.
Я положил трубку. Раздался еще один звонок. Тэмми.
– Слушай, я решила съехать. Через пару дней буду дома. Забери у меня из квартиры только желтое платье, то, которое тебе нравится, и мои зеленые туфли. Все остальное – мусор. Можешь там оставить.
– Ладно.
– Слушай, я на мели. У нас даже на еду денег не осталось.
– Я вышлю тебе 40 баксов утром, «Западным Союзом».
– Какой ты милый…
Я повесил трубку. Через пятнадцать минут Мерседес была у меня. В очень короткой юбке, сандалиях и блузке с низким вырезом. А также с маленькими голубыми сережками.
– Травы хочешь? – спросила она.
– Конечно.
Она достала из сумочки траву и бумажки и стала скручивать кропалики. Я выкатил пиво, и мы сидели на тахте, курили и пили.
Много не разговаривали. Я играл с ее ногами, и мы пили и курили довольно долго.
В конце концов, мы разделись и забрались в постель, сначала – Мерседес, следом – я. Мы начали целоваться, и я стал тереть ей пизду. Она схватила меня за хуй. Я влез. Мерседес меня направила. У нее там была хорошая хватка, очень плотная. Я немного помучил ее, вытаскивая его почти полностью и елозя головкой взад и вперед. Затем проскользнул на всю глубину, медленно, лениво. Потом неожиданно засадил раза 4 или 5, и ее голова подскочила на подушке.
– Аррррггг… – сказала она. Потом я ослабил напор и стал гладить ее изнутри.
Ночь была очень жаркой, и мы оба потели. Мерседес торчала от пива и кропалей. Я решил прикончить ее с шикарным росчерком. Показать ей пару кое-чего.
Я все качал и качал. Пять минут. Еще десять минут. Я не мог кончить. Я начал сдавать, я размягчался.
Мерседес встревожилась.
– Давай же! – потребовала она. – Ох, да сделай же, бэби!
Это вовсе никак не помогло. Я скатился.
Непереносимо жаркая ночь. Я взял простыню и стер с себя пот. Я слышал, как колотится сердце, пока лежал там. Сердце звучало печально.
Интересно, о чем Мерседес думает.
Я лежал, умирая, мой хуй завял.
Мерседес повернула ко мне голову. Я поцеловал ее. Целоваться – более интимное занятие, чем ебля. Именно поэтому мне никогда не нравилось, чтобы мои подружки ходили везде и целовали мужиков. Лучше б они их трахали.
Я продолжал целовать Мерседес, а поскольку так относился к поцелуям, то отвердел вновь. Взобрался на нее, целуя так, будто настал мой последний час на земле.
Мой хуй проскользнул внутрь.