48  

Он послал цветы Элизабет, но она не ответила. Сначала это обидело его, потом напугало. Ему не хотелось, чтобы образ Элизабет тоже стал неузнаваемым, хотя уже ощущал, как он таинственно изменяется, словно некая злая сила действует против него и против нее. В его воображении Элизабет все время менялась, ее фигура под темным покрывалом превращалась в кокон, состоящий из тьмы. Он больше не мог отчетливо представить себе ее лицо. Ее образ застилало какое-то облако. Здесь таилась опасность. Но для него или для нее? Днем он решил, что должен рассеять эти нелепые фантазии, а для этого нужно пойти и навестить ее, пройдя прямо в ее комнату, если это окажется необходимым. Едва ли они смогут удержать его силой. Или смогут? Теперь все казалось возможным. Маркус размышлял, и причудливые, волнующие образы преследовали его в преддверии ночи, а затем в буйстве сна.

Был опять туманный день, и туман смешивался с ароматом табака. В комнате тепло, и даже запах тумана кажется знакомым и дружеским. Уже поздний вечер, после десяти, Маркус отложил в сторону свою рукопись. Прежде чем идти спать, ему следовало ответить на кипу писем, касающихся школьных дел. Оказалось невозможным держаться абсолютно в стороне от школы. Он должен решить вопрос о новом здании химического факультета. Это нельзя откладывать до лета. Он разложил письма по степени важности, придвинул чашку горячего молока и дрожжевой экстракт и прислушался к мурлыканью газового огня и приглушенному шуму транспорта на Эрлз-Корт Роуд. Занавески были задернуты, и единственная лампа освещала рабочий стол с разбросанными бумагами и большой застекленный книжный шкаф, принадлежавший когда-то отцу Маркуса. Гравюры с видами Рима и две шоколадно-коричневые вазы клуазоне[12] на каминной полке тоже принадлежали к семейным реликвиям. Отчасти из равнодушия к окружающей обстановке, а отчасти из-за неуверенности в своем вкусе Маркус приобрел очень мало вещей для себя. Хотя он жил здесь уже несколько лет во время школьных каникул, квартира по-прежнему сохраняла нежилой вид. Это устраивало Маркуса, которому нравилось считать себя аскетом. Он наслаждался простотой маленькой квартирки, ему нравился район и почти деревенская жизнь Эрлз-Корта. Он привык к ней. Какого черта он согласился переехать в квартиру наверху дома Норы, где будет бесконечная суета из-за подушечек и занавесок. А он, похоже, согласился.

Рядом раздался громкий гудящий звук, Маркус подскочил и схватился за сердце. Что с ним происходит? Его напугал собственный дверной замок. Но кто это мог прийти в столь поздний час? У Маркуса редко бывали такие посетители.

Его квартира находилась на первом этаже. Он открыл дверь, включил свет на лестничной площадке и сбежал по ступеням. Все еще волнуясь, он долго возился с замком и наконец открыл дверь.

Фигура, закутанная в пальто с поднятым воротником, стояла в вечерней дымке. На секунду Маркусу почему-то показалось, что это Карел. Затем он узнал Лео Пешкова.

— О! — ошеломленно пробормотал Маркус. Придя в себя, он сказал: — Добрый вечер, Лео. Чем могу быть полезен?

Вокруг головы Лео был обмотан шерстяной шарф. Он раздвинул воротник и сказал сквозь щель, держа руку под подбородком.

— Можно зайти и поговорить с вами одну минуту?

— Немного поздновато, не так ли?

— Хорошо. Я приду завтра.

— Заходи, заходи.

Ледяной, пропитанный туманом воздух поплыл вслед за ними вверх по ступеням. В комнате Маркуса стало заметно холоднее.

Маркус зажег еще несколько ламп. Он был взволнован и рад приходу Лео, но засомневался, стоит ли предлагать мальчику виски.

— Снимай пальто. Да, садись сюда.

Лео уже однажды был в этой комнате, однако с интересом оглядывался вокруг. По ряду причин Маркус предпочитал не вспоминать о том посещении. Обращение к мальчику оказалось безуспешным, более того, он почувствовал, что тот сам относится к нему покровительственно. Воспоминание принесло с собой чувство неловкости. Он решил продемонстрировать свою отчужденность и сел напротив Лео с другой стороны от камина. Теперь они оба сидели в низких кожаных креслах, вытянув ноги к золотистой стене огня. Лицо Лео, обычно такое бледное, сейчас порозовело от холода, нос покраснел, а глаза слезились. Под взглядом Маркуса его черты смягчились, и он вернулся к действительности.

Холодная ночь восстановила между ними связь.

— Холодно?

— Ужасно.


  48  
×
×