Плач к небесам

– Я терпелив, – откликнулся Тонио.

– Ты должен делать все, что я попрошу!

Он почувствовал острое, сильное желание ссоры. Всплыло все, что возмущало и раздражало его в Тонио. Но он знал, что сейчас еще не время.

– Я сделаю все, что ты попросишь, – вежливо сказал Тонио низким, глубоким, сдержанным голосом.

– О да, все, но только не выступишь в женском платье, хотя знаешь, что как раз это должен сделать. Именно здесь, в Риме, а не где-нибудь еще! И конечно, ты сделаешь все, но только не то, что абсолютно необходимо для тебя самого!

– Гвидо! – перебил его Тонио. Впервые он проявил гнев и нетерпение. Преображение этого ангельского лица никогда не переставало поражать Гвидо. – Этого я сделать не могу. Нет смысла спорить дальше.

Гвидо презрительно усмехнулся. Он достиг того, чего хотел: Тонио покраснел, а в глазах у него появился холод. Но для чего была нужна ему ссора в их самый первый день в Риме, когда у него нашлось бы достаточно времени повозить Тонио по театрам, показать ему кастратов в женских костюмах, чтобы тот понял, насколько они могущественны и привлекательны?

Тонио резко повернулся и отправился в гардеробную. Он уже снимал халат, сейчас он оденется и уйдет. Эти комнаты опустеют. Гвидо останется один.

Полное отчаяние овладело им.

– Подойди сюда! – холодно потребовал он. И двинулся к кровати. – Нет, сначала запри дверь, – поправился он, – а потом подойди.

Какое-то мгновение Тонио только пристально смотрел на него.

Он слегка сжал губы, а потом с тем же самым терпеливым кивком, столь характерным для него, сделал все, что было приказано. Он стоял у высокой кровати, положив руку на покрывало, и, безмятежно глядя в глаза учителю, ждал. Гвидо расстегнул бриджи и почувствовал, как его страсть вбирает в себя все эмоции и смешивает их в одну силу.

– Сними халат, – резко сказал он. – И ляг. Лицом вниз. Ложись.

Тонио стоял молча, по-прежнему не отводя от него своих красивых, даже чересчур красивых глаз. Потом, с еле уловимым неодобрением того, что происходит, он выполнил приказание.

Гвидо взгромоздился на него. Ощущение нагого тела сквозь одежду сводило его с ума. Ладонью он прижал лицо Тонио к постели и взял его самым грубейшим образом.

Потом, как ему показалось, они очень долго лежали рядом. Наконец Тонио поднялся, чтобы уйти.

Без единого слова жалобы он оделся и, взяв трость, подошел к кровати. Наклонившись, поцеловал Гвидо в лоб, а потом в губы.

– Почему ты терпишь меня? – прошептал Гвидо.

– А почему я должен не терпеть тебя? – так же тихо произнес Тонио. – Я люблю тебя, Гвидо, – сказал он. – И оба мы немного напуганы.

2

Эта улица, звезды над головой, потолок комнаты, его зубы, вгрызающиеся в плоть, и нож, настоящий удар ножа, и рычащий звук, оказавшийся его собственным криком…

Потом он проснулся, с ладонью, прижатой ко рту, и понял, что на самом деле не издал ни звука.

Он был во дворце кардинала Кальвино. Он был в Риме.

Какая ерунда этот старый сон и лица этих бравос, которых, как ему иногда казалось, он видел на улицах. Конечно, всегда оказывалось, что это не так. Это была его маленькая фантазия. Он воображал себе, как, встретив одного из них, застанет его врасплох. «Ты помнишь Марка Антонио Трески, мальчика, которого ты увез в Фловиго?» А потом вонзит кинжал ему промеж ребер.

Перед отъездом из Неаполя он провел полдня с одним настоящим браво, и тот научил его некоторым приемам обращения с маленьким кинжалом. Этот человек, получивший хорошее вознаграждение за урок, был явно доволен способным учеником.

– Но зачем вам делать это самому, синьор? – спросил он тихо, глядя на костюм Тонио, на его кольца и перстни. – Я сейчас как раз без работы. Мои услуги не так дороги, как вы могли бы подумать.

– Просто научи меня, – улыбнулся Тонио.

Улыбка в такие моменты всегда приходила ему на помощь. А браво, бывший, похоже, прирожденным учителем, лишь пожал плечами.

Это воспоминание быстро развеяло сон. И, не успев еще поставить голые ступни на упоительно-прохладные мраморные плитки, Тонио снова подумал о том, что находится в резиденции кардинала, в самом центре Рима.

Сон был похож на неприятный вкус во рту или на слабую головную боль. Ничего, скоро это пройдет.

Город уже ждал его. Впервые в жизни Тонио оказался по-настоящему свободен. Несколько лет назад он сменил надзор своих воспитателей в Венеции на заботу Гвидо и консерваторскую дисциплину и теперь еще не мог привыкнуть к мысли, что все это позади.