Плач к небесам

В этот день Тонио вышел из собора Сан-Марко, охваченный отчаянием. Ему вспомнились многочисленные процессии, виденные им в детстве.

Он представлял отца, шествующего за балдахином дожа, словно наяву ощущал запах ладана, улавливал бесконечные полупрозрачные волны эфирного, неземного пения.

Затем они отправились с Катриной навещать ее дочь Франческу в монастыре, где та должна находиться, пока не станет его женой. А дождь все лил и лил, и они с Катриной вернулись домой и остались наедине.

Конечно, они не собирались заниматься любовью – женщина старше его матери и он. Но это случилось. Теплая комната была освещена пламенем камина и благоухала духами. Катрина восхитилась его умением и той силой, с которой он двигался между ее бедер. А ее тело оказалось таким пышным и прекрасным, каким он всегда себе его и представлял. Потом, однако, он почувствовал неимоверный стыд, и словно все опоры его жизни рухнули под ним.

– Но почему ты так себя ведешь? – добивалась от него тетушка.

Она требовала, чтобы он прекратил эти ночные шатания, потому что настало время, когда важно быть настоящим образцом для подражания.

– Странное наставление, – мягко заметил он, – с благоуханного ложа.

– Но почему его злоба так разъедает тебя? – удивилась Катрина.

У него не было на это ответа. Да и что мог он сказать? «Почему ты не предупредила меня, что мать была той девушкой! Почему никто не предупредил меня!»

Но Тонио не мог говорить, потому что в нем накапливался страх, становящийся сильней и сильней с каждым уходящим днем, страх столь жуткий, что он не мог признаться в нем даже самому себе, не то что кому-то другому. Он отвернулся от Катрины.

– Ладно, ладно, мой трубадур, – прошептала она. – Пой, пока можешь. Молодые люди делают куда более гадкие вещи. Мы можем потерпеть еще немного. В конце концов, при всей своей абсурдности это вполне безобидно. – А потом, лаская его, добавила: – Бог свидетель, тебе недолго осталось наслаждаться этим прекрасным сопрано…

Даже в пустом храме едва слышный голос отразился от золотых стен и вернулся, чтобы посмеяться над Тонио…

Зачем он вновь возвратился домой? Только для того, чтобы услышать от Лины, что его брат выставил Алессандро из дома, заявив, что в его услугах в качестве воспитателя больше не нуждаются? А мать скрывалась за запертыми дверями и была совсем потеряна для него.

И теперь, сидя за столом, за которым не обедал уже много месяцев, Тонио даже не пошевелился, когда услышал приближающиеся шаги и хлопанье дверных створок, сначала первых, а потом вторых.

«Я не могу избегать его вечно».

Небо темнело. Со своего места он мог видеть даже самую дальнюю кромку воды. И он не отрывал от этой точки взгляда, хотя эти двое – кажется, их было двое – уже приближались к нему. Почти отчаянно опустошил он серебряный кубок с вином. «И она тоже пришла, – подумал он. – Настоящее мучение».

Чья-то рука долила вина.

– Теперь оставь нас одних, – сказал Карло.

Он говорил это лакею, который поставил бутылку и быстро зашаркал по камням. Словно крыса пробежала по пыльному коридору.

Тонио медленно повернул голову и взглянул на них обоих. Да, это была Марианна. С ним. Свечи ослепили его, и тыльной стороной руки он прикрыл глаза, а потом увидел то, что уже, кажется, замечал раньше. Лицо матери было покрасневшим, опухшим.

Брат выглядел непривычно неопрятным, словно взъерошенным после какой-то ссоры. И когда он сел напротив Тонио и наклонился вперед, положив на стол обе руки, Тонио впервые подумал: «Я презираю тебя! Да, это правда, теперь я презираю тебя!»

На лице Карло не было ни тени улыбки. И ни тени притворства. Черты его заострились, в глазах застыло странное выражение, словно к брату пришло какое-то новое понимание.

Тонио поднял серебряный кубок, ощутив пальцем украшающий его камень. Перевел взгляд на воду. Потом на небо, в последний раз блеснувшее серебром.

– Скажи ему! – потребовал брат. Тонио медленно поднял глаза.

Мать смотрела на Карло так, словно он произнес что-то оскорбительное.

– Скажи ему! – повторил брат.

Марианна повернулась, чтобы выйти из комнаты, но Карло, опередив ее, поймал за запястье.

– Скажи ему!

Она покачала головой. И бросила взгляд на Карло, словно не могла поверить, что он так поступает с ней.

Тонио медленно поднялся из-за стола, более пристально посмотрел на мать в свете свечи и увидел, как лицо ее потемнело от гнева.