Падение титана, или Октябрьский конь

Цезарю все это было не нужно. Он с удовольствием поел хлеба с маслом, немного сельдерея и густой ореховой каши, сваренной с куском бекона.

— Я не могу по-другому. Я солдат, — засмеялся он, вдруг помолодев и расслабившись.

— Ты все еще пьешь уксус с горячей водой по утрам? — спросил Пизон.

— Пью, если нет лимонов.

— А что ты сейчас пьешь? — опять спросил Пизон.

— Фруктовый сок. В качестве нового целебного средства. Со мной из Египта приехал жрец-врач. Это его идея, и она мне понравилась.

— Тебе больше понравилось бы это фалернское, — сказал Филипп, смакуя вино.

— Нет, я по-прежнему ничего в нем не понимаю.

Ложа мужчин образовывали букву U, низкие столики вокруг позволяли гостям легко дотянуться до желаемой снеди. При чашах с жидкими или липкими яствами имелись ложки, а более твердые деликатесы были разделены на порции, легко помещавшиеся во рту. Желавший сполоснуть руки просто оборачивался, и внимательный слуга тут же подавал ему полотенце и миску с водой. Тоги сняли: в них есть неудобно. Туфли сброшены, ноги омыты — ничто не мешает облокотиться на валик.

К противоположной стороне столиков были приставлены стулья. По современным веяниям считалось особенным шиком позволять и женщинам возлежать на приемах, но в Общественном доме царили традиции, так что все дамы по старинке сидели. Если и было введено что-то новое, то оно заключалось в произвольном выборе мест на пиру. Гостям предоставили право рассаживаться как угодно, но с двумя исключениями. Своего кузена Луция Цезарь посадил на locus consularis — по правую руку от себя, а между ним и собой поместил своего внучатого племянника Гая Октавия. Его благосклонность к мальчику была замечена всеми, некоторые удивленно подняли брови, но…

Желание выделить молодого Гая Октавия появилось спонтанно, когда Цезарь с удивлением увидел среди гостей юношу, очень корректно и ненавязчиво державшегося в тени, в отличие от своего отчима. Тот, откровенно радуясь, что его пригласили, шумно приветствовал всех. А, вот и еще один не похожий на других! Конечно, Цезарь хорошо помнил Октавия. Два с половиной года назад он разговаривал с ним, когда останавливался на вилле Филиппа в Мизенах.

Сколько же ему теперь лет? Шестнадцать, наверное, хотя на нем все еще детская тога с пурпурной каймой и детский медальон-булла на обруче вокруг шеи. Да, ему определенно шестнадцать, потому что Октавий-старший обрел наследника в год консульства Цицерона. Он весьма шумно отмечал это радостное событие в самый разгар растущего подозрения о намерении Катилины устроить государственный переворот, в конце сентября, когда сенат ждал новостей из мятежной Этрурии, а непокорный Катилина все еще отрицал свою вину. Хорошо! Видимо, мать и отчим молодого Октавия решили отметить его совершеннолетие в декабре, в праздник Ювенты, богини юности, когда многие римские юноши получают toga virilis, простую белую тогу римского гражданина. Некоторые богатые и влиятельные родители, впрочем, разрешают своим сыновьям приурочивать этот обряд ко дню их рождения, но молодому Гаю Октавию не разрешили. Его не балуют. Хорошо!

Он поразительно красив, так и тянет назвать его двуполым. Густые, слегка вьющиеся, блестящие золотистые волосы. Чуть длинноватые, чтобы скрыть уши — единственный его изъян. Они не очень большие, но оттопыриваются, как ручки кувшина. Умна та мать, что не развивает тщеславия в сыне. Мальчик не держится как красавчик. Чистая смуглая кожа, хороший рот, твердый подбородок, чуть длинноватый нос, плавно приподнятый на конце, высокие скулы, овальное лицо, темные брови, ресницы и замечательные глаза, широко расставленные, очень большие и светло-серые, без примеси зелени. Немного таинственные, но не такие, как у Суллы или Цезаря. Не холодят и не беспокоят. Скорее омывают теплом. «И при этом, — думал Цезарь, анализируя эти глаза, — они ничего не выдают. Осторожные глаза. Кто сказал мне это в Мизенах? Или я сам так определил?»

Было видно, что высоким Октавий не станет, но и низкорослым его никто не сочтет. Худощав, но икры сильные. Хорошо! Значит, родители не дают ему засиживаться. Но грудная клетка невелика, что делает его узкоплечим. Кожа под поразительными глазами голубая от утомления.

«Где я видел этот взгляд раньше? Я знаю, я видел, но это было давно. Хапд-эфане. Я должен спросить у Хапд-эфане.

О, эти волосы! Просто копна. Полное облысение не грозит человеку с третьим именем Цезарь, что значит „кудрявый“. Отец его был таким. Мы с ним дружили. Встретились при осаде Митилен, позже объединились с Филиппом против мелкой блохи, какой тогда был Бибул. Мне пришлось по душе, когда Октавий женился на моей племяннице. Старинный латинский род, очень, кстати, богатый. Но Октавий умер преждевременно, и Филипп занял в жизни Атии его место. Интересно, что теперь сталось с младшими военными трибунами, служившими под началом Лукулла? Взять хоть Филиппа. Кто мог бы подумать, что он сделается таким, как сейчас?»