133  

— Н-да, — сказал озадаченно Цезарь, автоматически думавший на любом употребляемом им языке. — Может быть, позже, когда ты поживешь с полгодика в Греции, это умение к тебе придет.

— Да, наверное, — спокойно согласился Октавий.

Цезарь передвинулся к краю ложа, видя, что Луций без тени смущения вслушивается в их разговор.

— Скажи мне, Октавий, как высоко ты хочешь подняться?

— Хочу стать консулом, избранным всеми центуриями.

— Может быть, и диктатором?

— Нет, не диктатором. Решительно нет.

Прозвучало неубедительно.

— Почему так категорически?

— С тех пор как тебя вынудили перейти Рубикон, дядя Гай, я наблюдал и анализировал. Хотя я не очень хорошо тебя знаю, но думаю, что диктаторство — это последнее, чего ты хотел.

— Любой другой пост, только не этот, — угрюмо подтвердил Цезарь. — Но лучше это, чем незаслуженное бесчестье и ссылка.

— Я регулярно буду молиться Юпитеру Наилучшему Величайшему, чтобы подобный выбор передо мной никогда не вставал.

— Но ты готов к нему, если что?

— О да. В глубине души я ведь Цезарь.

— Гай Юлий Цезарь?

— Нет, просто Цезарь. Из рода Юлиев.

— Кто твои герои?

— Ты, — просто ответил Октавий. — Только ты.

Он встал с ложа.

— Пожалуйста, извините меня, дядя Гай и дядя Луций. Матушка взяла с меня обещание, что я пораньше отправлюсь домой.

Двое оставшихся на lectus medius смотрели, как юноша идет к выходу — мягко, как тень, не привлекая к себе внимания.

— Ну-у-у! — протянул Луций.

— Что ты думаешь о нем, Луций?

— Это тысячелетний старик.

— Плюс-минус сто лет, да? Он тебе нравится?

— Что тебе он нравится, это ясно. Но нравится ли он мне? Да… с оговорками.

— Какими?

— Он не из рода Юлиев Цезарей, как бы он этого ни хотел. Конечно, что-то в нем есть от древних патрициев, но ум не от них. Я не могу определить его стиль, но он у него имеется. Может быть, Рим еще не готов принять этот стиль.

— Ты хочешь сказать, что он далеко пойдет?

Красивые темно-голубые глаза блеснули.

— Я не дурак, Гай! На твоем месте я взял бы его личным контуберналом, как только ему стукнет семнадцать.

— Я тоже подумываю об этом с тех пор, как встретил его в Мизенах несколько лет назад.

— Но я понаблюдал бы за ним.

— Зачем?

— Чтобы он не слишком увлекся задницами.

Теперь блеснули бледно-голубые глаза.

— Я тоже не дурак, Луций.

3

А под Капуей между тем зрела буря в стане легионеров. И первый гром прогремел в конце октября, как раз наутро после приема. От Марка Антония пришло письмо.

Цезарь, беда. Большая беда. Ветераны разгневаны, и я не могу усмирить их. Или, скорее, их представителей. В десятом и двенадцатом ситуация всего хуже. Ты удивлен? Я — вдвойне.

Последней каплей был мой приказ седьмому, восьмому, девятому, десятому, одиннадцатому, двенадцатому, тринадцатому и четырнадцатому сняться с лагеря и идти в Неаполь и Путеолы. Их делегаты пришли в Геркуланум (к вилле Помпея, где я живу) и заявили, что никто никуда не пойдет, пока легионерам официально не сообщат дату их увольнения, не скажут, где им выделили участки, и не выдадут премий за дополнительную кампанию. Ты только представь — «дополнительная кампания»! Хотя они всего лишь выполняли свой долг. А еще они хотят, чтобы им заплатили за два года.

Также они хотят видеть тебя. Им весьма не понравилось, когда я сказал, что ты очень занят, что у тебя много дел в Риме и что ты не можешь приехать в Кампанию. Десятый и двенадцатый совсем вышли из-под контроля, просто взбесились и принялись грабить все деревни вокруг Абеллы, где у них лагерь.

Цезарь, я больше не могу с ними справляться. И советую тебе срочно приехать. А если ты действительно не можешь приехать, пришли того, кого они знают и кому доверяют.

«Вот! Но — слишком скоро. Ох, Антоний, неужели ты никогда не научишься быть терпеливым? Будучи терпеливым, ты многого бы достиг. Но ты опять сделал неправильный ход. Ты выдал свою лживость. Это единственный умный поступок, который ты совершил вовремя, именно тогда, когда надо, а не позднее. И то благодаря своему нетерпению. Нет, я не могу сейчас покинуть Рим, и ты хорошо это знаешь! Хотя не по тем причинам, о которых ты думаешь. Мне нельзя уезжать из Рима, пока я не проведу выборы. Вот истинная причина. Ты предвидел это? Не думаю, несмотря на твои действия. Ты чересчур предсказуем.

  133  
×
×