Падение титана, или Октябрьский конь

Двадцать третьего сентября, в день своего двадцатилетия, Октавиан поднял одиннадцать легионов и пошел на север, чтобы решить проблему с Марком Антонием и западными губернаторами.

С собой он взял плебейского трибуна Луция Корнифиция — необычный поступок. Как он объяснил, в интересах солдат, которые сплошь плебеи. За себя в Риме Октавиан оставил Педия с двумя другими плебейскими трибунами — Агриппой и Титием, чтобы те помогали Педию проводить намеченные им законы через Плебейское собрание. Его незримый помощник Гай Меценат тоже остался в Риме, чтобы исподволь, потихоньку вербовать надежных людей из простонародья.

Агриппе не понравилось то, что им придется расстаться.

— Без меня у тебя будут неприятности, — сказал он.

— Я справлюсь, Агриппа. Ты нужен в Риме, чтобы набраться опыта в гражданских делах и освоить законотворчество. Поверь, в этой кампании мне ничто не угрожает.

— Но ты берешь с собой плебейского трибуна, — возразил Агриппа.

— Его преданность мне известна менее, чем твоя, — ответил Октавиан.

Поход был спокойным и завершился в Бононии, где Октавиан встал лагерем и послал в Мутину за шестью легионами сырых рекрутов, которых Децим Брут так презирал, что не взял их с собой, когда пошел на Антония. Сальвидиену было поручено немилосердно тренировать новобранцев, пока остальная армия выжидала, когда Марк Антоний обнаружит ее.

У Октавиана не было намерения драться. Он придумал план, который, по его мнению, имел большой шанс на успех, в зависимости от того, насколько убедительно прозвучат его аргументы. Он хорошо сознавал, что должен попробовать собрать воедино распавшиеся на фракции военные силы страны. Если это у него не получится, Рим достанется Кассию и Бруту, контролирующим все провинции к востоку от Адриатики. С этой ситуацией надо кончать, а без объединения это невозможно.

В начале октября Марк Антоний вывел семнадцать легионов из лагеря в Форуме Юлия, оставив шесть с Луцием Барием Котилой охранять западные территории. После мирного лета люди хорошо отдохнули, были в хорошем физическом состоянии и жаждали поразмяться. Например, сразиться с кем-либо, а с кем — все равно. С ним шли и три губернатора — Планк, Лепид, Поллион. Но у него не было плана. Антоний знал, что Брут и Кассий главенствуют на Востоке, и понимал, что их надо будет прижать. Мысленно он объединял с этой парочкой Октавиана как еще одного неприемлемого и надоедливого претендента на власть. Ему не хотелось терять своих надежных людей в битве против этого желторотика, но он не видел альтернативы. Когда Октавиан будет разбит, Антоний, разумеется, подберет его армию, но станет ли та лояльной к нему? Скорее нет, думал он. Если легион Марса и «Жаворонок» оставили Марка Антония ради ребенка, который напоминает им Цезаря, что они подумают о пресловутом Марке Антонии, когда их маленький Цезарь падет от его руки?

Он пошел по Домициевой дороге и у Окела вошел в Италийскую Галлию. Настроение у него было плохое. Не улучшилось оно и после чтения серии речей Цицерона, направленных против него. Октавиана он презирал, но Цицерона просто возненавидел. Если бы не Цицерон, положение Антония было бы прочным, никто бы и не подумал объявить его врагом народа, а Октавиан не составлял бы проблемы. Это Цицерон поощряет наследника Цезаря. Это Цицерон настроил сенат так, что даже Фуфий Кален не посмел ничего сказать в его защиту. Конфискация его имущества ничего не дала, потому что, хотя он и заплатил свои долги, у него не было денег, о которых стоило бы говорить. Как сенаторы ни хотели, они не посмели тронуть Фульвию или его дворец на Каринах. Она была внучкой Гая Семпрония Гракха, да и Аттик служил ей надежной защитой.

Фульвия. Он скучал по ней, скучал по своим детям. Письма Фульвии, полные новостей и толково составленные, информировали его обо всех событиях в Риме. Она замечательно отзывалась об Аттике, но ее ненависть к Цицерону даже превосходила бы его собственную, если бы это было возможно.

Когда Антоний дошел до Мутины, в двадцати милях от лагеря Октавиана в окрестностях Бононии, его встретил третий плебейский трибун Луций Корнифиций, очень талантливый дипломат. Даже у Марка Антония хватило ума понять, что он ничего не выиграет, убив избранника плебса. Они были священны и неприкосновенны, когда действовали от лица своих избирателей, на чем настаивал Корнифиций, несмотря на тот факт, что пославший его человек был патрицием.