Падение титана, или Октябрьский конь

— А чем мы будем огораживать этот загон? — воскликнул Катон, сытый по горло этими козами.

— Я заметил, что у каждого легионера в заплечном мешке есть кол для ограждения лагеря. Колья достаточно длинные, и ночью можно использовать их для загона.

— Насамон, — сказал Катон с такой радостной улыбкой, что Секст удивился, увидев ее, — я не знаю, что бы мы делали без тебя и без псиллов!

Красивые горы Киренаики исчезли из виду. Перед десятью тысячами Катона простиралась ровная пустыня с зарослями дикого сильфия и другой скудной растительностью. Между серыми низкими кустиками проглядывала желтовато-коричневая земля, усеянная камнями размером с кулак. Колья приобрели высочайшую ценность.

Насамон оказался прав. Колодцы и родники попадались часто, но их было недостаточно, чтобы напоить на стоянках десять тысяч людей и семь тысяч животных. На это понадобилась бы река величиной с Тибр. Поэтому Катон приказал каждой центурии пополнять бурдюки у каждого колодца или родника, мимо которых они проходили. Это позволяло орде, представлявшей собой весьма эффектное зрелище, весь день шагать, а на закате все останавливались, чтобы поесть говядины или козлятины, сваренной в морской воде (для чего все десять тысяч «переселенцев» собирали сухие кусты), и поспать.

Помимо багрового неба и кустов сильфия их постоянным спутником было море, огромное пространство блестящего аквамарина с белыми барашками в тех местах, где под водой скрывались скалы. Эти барашки вместе с ленивыми волнами один за другим устремлялись к берегу. Скорость, с какой шли животные, позволяла людям по-быстрому окунуться, чтобы охладиться и держать себя в чистоте. Десять миль в день означали, что Адрумет будет достигнут лишь в конце апреля. «А к тому времени, — думал Катон с огромным облегчением, — споры о том, кто станет главнокомандующим наших армий, закончатся. Я распределю своих людей по легионам, а сам займусь чем-нибудь мирным».

Римляне не ели говядины, римляне не ели козлятины. Крупный рогатый скот имел у них только одно применение — он давал кожу и жир, а также кровь и кости, которые шли на удобрение. А у коз брали лишь молоко и делали из него сыр.

Один молодой бык поставлял около пятисот фунтов пищи, ибо люди ели все, кроме шкуры, костей и внутренностей. Фунт мяса в день на человека (никто не мог заставить себя съесть больше), и за день стадо уменьшалось на двадцать животных, а за шесть дней — на сто двадцать. Восьмидневный интервал завершался двумя днями козлятины, что было еще хуже.

Сначала Катон надеялся, что козы продолжат давать молоко, из которого можно будет делать сыр, но как только Филенор остался позади, они отказались доиться. Ничего не понимавший в козах, он предположил, что это как-то связано со слишком большим количеством съеденного ими сильфия, а не с соломенными шляпами или другими подобными деликатесами. Крупный рогатый скот лениво плелся, совершенно равнодушный к людскому соседству. Ребра, выступавшие из спины, двигались как рудиментарные крылья, у коров высохшее пустое вымя раскачивалось в такт ходьбе. Ничего не понимавший и в них Катон решил, что все неприятности из-за быков, потому что все они были кастрированы. Некастрированное животное, будь то кот, пес, баран, козел или бык, занимается сексом, никогда не толстеет, и мясо его жесткое, жилистое. Они сеют свое семя, а потом собирают огромный урожай котят, щенят, ягнят, козлят или телят.

Некоторые из этих мыслей он высказал Сексту Помпею, и тот пришел в восторг от открывшихся ему сторон фанатичного Марка Порция Катона, которые не были известны никому в Риме. Неужели это тот самый человек, который одним своим криком заставил его отца ввергнуть страну в очередную гражданскую заваруху? Который в качестве плебейского трибуна без колебаний налагал вето на любой закон, направленный на пересмотр чего-то заведомо устаревшего? Который, будучи в теперешнем возрасте Секста, принудил коллегию плебейских трибунов сохранить всем надоевшую колонну посередине зала базилики Порция? Почему? Потому что сам Катон Цензор установил ее там. Потому что она — часть mos maiorum, и убирать ее ни под каким предлогом нельзя. А чего стоили все легенды и анекдоты о неподкупном Катоне, о Катоне-пьянице, о Катоне, продавшем собственную жену! Но вот перед ним тот самый Катон, размышляющий о самцах и об их поразительной сексуальной активности, словно сам он не был самцом, и, кстати, щедро одаренным природой.