Дитя слова

— Ты считаешь, что всегда можешь справиться со мной, стоит только начать буйствовать, да? Как же тебе должно быть стыдно! Я, кстати, склеила ту вазочку, которую ты разбил. Смотри. Вещи, оказывается, можно склеить.

— Не пытайся меня растрогать — в душу ко мне тебе все равно не залезть. Ты говоришь так, будто в наших отношениях есть отдельные сложности и если их устранить, мы жили бы потом счастливо до конца своих дней, но все это не так, не так! Господи, да неужели ты не видишь, разницы между большим и малым? Правда, ни одна женщина, наверно, не способна ее увидеть.

— Кто теперь философствует?

— Не выводи меня из себя. Не хочу я жениться на тебе, даже спать с тобой больше не хочу; человеческие отношения не могут длиться долго, и наша связь исчерпала себя. Ничего не осталось — ни тайного влечения, ни даже поводов для препирательств.

— Почему же мы в таком случае препираемся?

— Потому что ты не желаешь смотреть фактам в лицо.

— Я тебе скажу, почему мы препираемся. Потому что мы с тобой связаны одной веревочкой. Ты не можешь расстаться со мной. Ты способен только болтать об этом. Если бы ты в силах был уйти, ты бы ушел. А вместо этого мы препираемся, чтобы ты мог делать вид, будто хочешь уйти и не уходишь. Почему бы тебе не посмотреть некоторым фактам в лицо?

— Если ты хочешь, чтобы я показал тебе, как уходят…

— Прекрасно. Ты, значит, не придешь в следующую пятницу — я так должна тебя понимать?

Наступило молчание — лишь окопные рамы подрагивали от порывов западного ветра, который чуть-чуть касался их, словно боясь своей силы, да по стеклам причудливым узором стекали ручейки дождя. До начала ссоры, пока у нас еще не пропал аппетит, мы приступили было к ужину (бараньи котлеты со спаржевой капустой) и немало выпили. Но и сейчас продолжали потягивать вино. Я научил Томми пить. Мы сидели за круглым столом, накрытым прелестной французской скатертью из ярко-красной ткани, густо усеянной маленькими зелеными листочками. Горели натыканные среди безделушек лампы — совсем как в лавке. Маленькая ручка Томми с пальцами, унизанными тонкими серебряными колечками с эмалью, поползла по столу ко мне. Своим вопросом Томми затянула на моей шее петлю. Ситуация складывалась привычно безнадежно. Томми во многом была права. Она действительно оказалась для меня неожиданным подарком судьбы. После того, как я оставил мысль о возможности общения с людьми, эта умная маленькая шотландочка с неясным голосом сумела все-таки найти щель в моем панцире. Потому что была умна. Она умела спорить, обладала хорошей памятью, все время будоражила мой ум, — с ней было интересно препираться даже по поводу нашего расставания. Создавалось впечатление, что препирательства эти, как она и сказала, заменяли расставание — во всяком случае, так было сегодня. При ее хорошем образовании, богатом словарном запасе и остром умишке она могла бы пробиться в жизни, если бы театр не сгубил ее. Она была пытливая и отважная и пыталась удержать меня не слезами, а словами. Мы действительно понимали друг друга, а это не так часто встречается, и теперь, отказавшись играть с нею в любовь, я тем не менее наслаждался игрой в слова — просто потому, что это была для меня одна из редких возможностей общения с другим человеком. Только дальше этого дело все равно не шло. Моя специфическая жажда обособленности неуклонно и властно тянула меня прочь от нее, моя боль тянула меня в свои одинокие объятия, прочь из этой чуждой мне атмосферы маленьких радостей. Мне хотелось теперь раз и навсегда избавиться от этих уз и поставить точку. Это стало бессмысленным, пустым времяпрепровождением. И, однако же, в тот вечер — да еще потому, что я был так измотан, я не мог сказать, что не приду в будущую пятницу. Такой подвиг был выше моих сил.

— Приду.

— Вот видишь! Ясно тебе! Просто тебе правится устраивать потасовки! — Она сказала: «потаски».

— Ничего подобного. Подумай о том, что я сказал, пожалуйста. Надо все это кончать, Томми. И говорить, что мы останемся друзьями, тоже пи к чему. Пока мы будем встречаться, ты по-прежнему будешь любить меня, а это-то как раз и безнадежно, особенно если ты хочешь иметь ребенка. Нельзя так с тобой поступать.

— Ты так говоришь, чтобы я поверила, будто с твоей стороны это альтруизм!

— Какое, черт подери, имеет значение, что это такое. Наши отношения пришли к концу. А теперь я отправляюсь домой.

— Тебе рано уходить: еще нет и десяти.