Конвектор Тойнби

— Клянусь честью матери воина-индейца.

— Индейцы — ослы, воины — козлы, а твоя мать была доступной женщиной, — сказала жена.

— Никакой Констанс, — он швырнул письмо в мусорную корзину, — не было и в помине, нет и не будет.

— В таком случае, — с логикой обвинителя произнесла жена, словно облокотившись на барьер перед свидетелем, — по-че-му, — выговорила она по слогам, — это имя, — изрекла она и закончила: — Упомянуто в письме?

— А собаки готовы? — спросил он.

— Какие еще собаки?

— Которых ты собираешься на меня спустить.

Между тем его мысли заметались.

В задумчивости глядя на него, жена вторично мазала маслом один и тот же тост. Констанс, лихорадочно соображал он.

Была у меня знакомая Алисия, была Марго, знал одну Луизу, где-то — дело прошлое — повстречал даже Эллисон. Но чтобы…

Констанс?

Нет. Ни в опере. Ни в гостях.

Через пять минут он позвонил в Лейк-Эрроухед.

— Где у вас этот кретин? — брякнул он, не подумав.

— Мистер Джунофф? Соединяю, — ответил женский голос, как будто в таком именовании не было ничего особенного.

— Мою жену зовут не Констанс, — сказал муж.

— С чем вас и поздравляю. А вы, собственно, кто?

— Прошу прощения. — Муж представился. — Слушайте, если я четыре года назад в минуту слабости позволил вам капать мне на мозги, это еще не дает вам права присылать мне приглашение на ваши литературные игрища. Тем более что в конце вы добавили: «Приезжайте вместе с Констанс». Но мою жену зовут сосем не так.

Трубка умолкла. Через некоторое время психоаналитик со вздохом переспросил:

— Вы не ошибаетесь?

— Мы женаты двадцать лет. Надо думать, не ошибаюсь.

— По-видимому, я случайно…

— Нет, не случайно. Мою любовницу — когда у меня была любовница, в чем я порой сомневаюсь, — звали Дебора.

— Чертовщина какая-то, — сказал Джунофф.

— Вот именно. Нет, я не ошибаюсь. А вот вы наломали дров.

Трубку положили рядом с телефоном и тут же взяли снова. Создалось впечатление, будто собеседник налил в стакан убойную дозу и для отвода глаз изображает беззаботность.

— Я могу отправить письмо на имя Констанс…

— Какая еще Констанс? У меня есть только жена. И зовут ее… — он запнулся.

— Что с вами?

Муж закрыл глаза:

— Постойте. Аннетта. Нет, это ее мамаша. Анна. Да, точно. Отправьте письмо на имя Анны.

— И что ей написать?

— Извинитесь, что приплели эту Констанс. Вы меня поставили в идиотское положение. Теперь жена считает, что у меня была другая женщина.

— Констанс и в самом деле так думает?

— Аннетта. То есть Анна. Анна! Вам же ясно сказано…

— …что никакой Констанс нет и в помине, я понял. Одну минутку.

В трубке опять послышался звук льющейся жидкости.

— Вы там пьете джин или разговариваете со мной?

— Как вы догадались, что это джин?

— Вы его встряхиваете, а не размешиваете.

— Ага. Понятно. Так что, писать ей письмо или как?

— Да какой от этого прок? Жена решит, что вы хотите прикрыть мою задницу.

— Так ведь и в самом деле…

— С женами такие номера не проходят!

На другом конце провода, в загородном доме у озера, опять повисло долгое молчание.

— Ну? — поторопил муж.

— Я жду.

— Чего, скажите на милость?

— Жду ваших распоряжений.

— Вы же психолог, вы специалист, консультант, ваше дело — промывать запорошенные мозги, вы же ходите в мягких тапочках — вот и придумайте что-нибудь!

— Одну минутку, — ответили из Лейк-Эрроухеда.

Там не то щелкнули пальцами, не то бросили в стакан еще кусочек льда.

— Есть! — воскликнул психоаналитик. — Кажется, придумал. Да, вот оно! Придумал. Ай да я, ну и голова! А вы там из штанов выпрыгиваете!

— Не имею такой привычки, черт бы вас побрал!

— Внимание! Сейчас будем поднимать «Титаник»!

Крак.

Там опять щелкнули пальцами или раскололи кусок льда, а может, положили трубку.

— Джунофф!

Но он как сквозь землю провалился.

Муж и жена выясняли отношения все утро, за ланчем перешли на повышенные тона, за кофе — на крик, часа в два перенесли ссору к бассейну, в четыре прилегли вздремнуть, проснулись со свежими силами в половине пятого, выпили по коктейлю, а без пяти пять услышали настойчивый звонок в дверь. Оба проглотили языки: она — в праведном гневе, он — в нарастающей ярости от вынужденных оправданий.

Каждый перевел взгляд от барной стойки в направлении входной двери.