Конвектор Тойнби

— Ах, это вы мистер Ветмор.

Тут кровать Леоты и ее мужа-оклахомца вдруг заходила ходуном, а снизу, из темноты, раздался голос мистера Ветмора:

— Еще раз добрый вечер, миссис Уайт. Принимайте. Вот вам надгробный камень.

Нечисть над лестницей

The Thing at the Top of the Stairs 1988 год

Переводчик: Е. Петрова

Ехать предстояло с пересадкой.

Сойдя в Чикаго, он выяснил, что до поезда еще целых четыре часа.

Первой мыслью было отправиться в музей — полотна Ренуара и Моне никогда не оставляли его равнодушным. Почему-то сейчас он заторопился. На привокзальной площади вереницей выстроились такси.

А почему бы, подумал он, не взять машину и не отправиться за тридцать миль к северу, чтобы провести хотя бы час в родном городке, а потом вторично сказать ему «прощай» — и укатить обратно, сесть на поезд, идущий до Нью-Йорка, и преспокойно продолжить путь, возможно даже, с новыми впечатлениями?

Сиюминутная прихоть грозила обойтись недешево, но почему бы и нет, черт побери? Он открыл дверцу машины, погрузил чемодан и скомандовал:

— До Грин-Тауна и обратно!

Водитель, расплывшись в довольной улыбке, включил счетчик в тот самый миг, когда устроившийся, на заднем сиденье Эмиль Креймер хлопнул дверцей.

В Грин-Таун, подумал он, а там…

Нечисть на чердаке.

Что?

Ну и ну, подумал он, с чего это в такой чудный весенний денек вспоминается всякая гадость?

В сопровождении эскорта облаков машина неслась к северу и ровно в три часа остановилась на главной улице Грин-Тауна. Он вышел, вручив таксисту залог в полсотни долларов, попросил подождать и огляделся.

Холщовый транспарант, растянутый на фасаде старого кинотеатра «Дженеси», слепил кроваво-красными буквами: «Фильмы ужасов „Дом безумия“ и „Доктор Смерть“. Купи билет. Выхода нет».

Это не по мне, сказал про себя Креймер. То ли дело — Фантом. С шести лет не могу его забыть. То оцепенеет, то закружится, то разинет рот, то уставится, весь бледный, прямо в камеру — вот где ужас-то!

Между прочим, спросил он себя, не Фантом ли, а вместе с ним и Горбун и Вампир, отравили мне детство кошмарами?

И, шагая по городу, он невесело усмехнулся от этих воспоминаний…

За завтраком мать ставила перед ним кукурузные хлопья с молоком и начинала сверлить взглядом: что там стряслось ночью? Опять видел нечисть? Неужто она снова прыгнула на тебя из темноты? Какого роста, какого цвета? Как же ты сдержался, чтобы не закричать, не разбудить папу? Я с кем разговариваю?

Между тем отец, поглядывая на них из-за газетной стены, то и дело косился на ремень для бритвы, который висел возле кухонной раковины и сам просился в руки.

А сам он, шестилетний Эмиль Креймер, сидел за столом и вспоминал колющую боль в паху, которая настигала его всякий раз, когда он вставал ночью по нужде и в последний момент сталкивался с Нечистью, бросавшейся на него сверху, с темного чердака; тогда у него вырывался истошный вопль, и он, как перепуганный щенок или ошпаренный кот, кубарем скатывался по ступенькам, ослепленный ужасом, и вжимался в пол, не переставая выть: почему? за что? что я такого сделал? в чем я виноват?

И ползком пробирался назад по темному коридору, а потом ощупью возвращался в кровать, захлебываясь в мучительных приливах страха, и молился, чтобы поскорее наступил рассвет и Нечисть убралась восвояси — то ли сквозь засаленные обои, то ли сквозь трещины у порога.

Как-то раз он спрятал под кроватью ночной горшок. Но его нашли и выбросили. В другой раз набрал воды из крана, чтобы окатить Нечисть, но отец это услышал — он вообще улавливал любые звуки, как антенна, — пришел в ярость и задал ему жестокую взбучку.

Да, было дело, сказал он себе, шагая по городу, который мало-помалу окрашивался цветом непогоды. Вот и улица, где он когда-то жил. Солнце скрылось. Небо заволокли по-зимнему мрачные сумерки. Он ахнул.

Потому что ему на нос упала одинокая дождевая капля.

— Что я вижу! — засмеялся он. — Да ведь это он и есть! Мой дом!

У дома был нежилой вид, а на тротуаре стояла табличка: «Продается».

Обшитый светлым деревом фасад, с одной стороны — терраса, с другой — крыльцо. Все та же входная дверь, за ней гостиная, где он укладывался на раскладушку рядом с братом и мучился до самого утра, пока все домашние мирно спали и видели сны. А справа столовая и коридор, упирающийся в ступени — путь к вечному мраку.