Флоузы

— Локхарт, дорогой, что с нами творится? — простонала она.

— Ничего, — ответил Локхарт. — Это с ними творится. — В кромешной тьме кухни Джессика вздрогнула в его объятиях.

— С ними? — спросила она. — С кем с ними?

— С тем миром, что не мы, — ответил он, непроизвольно переходя на диалект своих родных болот. — Со всеми теми, кого проклял Бог. И коль моим молитвам он не внемлет, я сам, один, свершу то, что свершиться должно.

— Локхарт, миленький, ты чудо! — прощебетала Джессика. — Я и не знала, что ты можешь читать наизусть стихи.

Глава четырнадцатая

Все, кто жил на Сэндикот-Кресчент, меньше всего думали в те минуты о поэзии. Полковник Финч-Поттер был вообще не в состоянии думать о чем бы то ни было, а его «греховная жена» пережила потрясение, после которого, скорее, всего, уже никогда не смогла бы быть той же, что прежде. Дом Петтигрю тоже вряд ли мог быть возвращен в прежнее состояние. Вконец разгромленный бультерьером, он находился в состоянии полного хаоса. Супруги Петтигрю, выбравшиеся наконец из кладовки уже после того, как погас свет, решили было, что жертвами пережитого несчастья стали только они сами. И лишь после того, как мистер Петтигрю, попытавшись добраться до стоявшего в гостиной телефона, споткнулся, попав ногой в дыру в персидском ковре и шлепнулся на остатки разодранного абажура, — лишь после этого до них стали доходить подлинные масштабы нанесенного дому ущерба. При свете карманного фонарика они осмотрели то, что осталось от их мебели, и зарыдали.

— Над этой улицей довлеет какое-то проклятие, — стонала миссис Петтигрю, повторяя мысль, высказанную Локхартом. — Я не останусь тут больше ни одной минуты.

Мистер Петтигрю тщетно пытался настроить ее более рационально, тем более что все его усилия сводились тут же на нет диким воем бультерьера, доносившимся из птичьего заказника. Пес не только лишился зуба, но вдобавок еще и заблудился. И теперь, искусав несколько толстых деревьев, видимо, принятых им за ноги мамонта, сидел и выл на пять разноцветных лун, одновременно мерещившихся его разгоряченному, отравленному наркотиком мозгу. Супруги Лоури перебинтовывали друг друга. К сожалению, бинтовать приходилось в местах, наименее удобных для перевязки. Они обсуждали между собой возможность подать на полковника Финч-Поттера в суд за ущерб, нанесенный его собакой, и как раз в этот момент в их доме тоже погас свет. В соседнем доме миссис Симплон, уверенная, что ее муж нарочно замкнул проводку, чтобы в темноте было удобнее вломиться в дом и забрать свои вещи, решила попугать его. Она зарядила дробовик, стоявший в шкафу в спальне, и дважды выстрелила из окна, ни во что не целясь. Конечно, стрелком она была неважным, и воображения ей в жизни сильно недоставало, однако первым выстрелом она ухитрилась разбить теплицу в саду дома номер 3, где жили Огилви, а вторым, который она сделала из окна фасадной стороны своего дома, — перебить те окна в доме Петтигрю напротив, что оставались еще целыми после вторжения бультерьера. Увидев, что в темноту погружена вся улица, а не один ее дом, она поняла свою ошибку. Однако это не остановило ее, а, напротив, подвигло к дальнейшим действиям. Слыша ругань и крики «греховной жены», которую тащили в полицейскую машину, она сделала вывод, что происходящее — результат новой вылазки ИРА. Поэтому миссис Симплон перезарядила ружье и пальнула еще пару раз в направлении бывшего дома О’Брайена. На этот раз она угодила точно в спальню Лоури, оказавшуюся почему-то на линии между домами Симплонов и О’Брайена. Полицейские, все еще возившиеся у дома Финч-Поттера, поспешно бросили задержанную, спрятались за угол и по радио запросили вооруженную подмогу.

Помощь прибыла молниеносно. Завыли сирены, со всех сторон подъехало несколько полицейских машин, и под прикрытием собственного огня дюжина полисменов окружила псевдогеоргиевский особняк Симплонов и потребовала, чтобы все находящиеся внутри выходили бы по одному наружу с поднятыми руками. Но миссис Симплон снова поняла свою ошибку. Град револьверных выстрелов, раздававшихся, казалось, со всех сторон, мигание огней полицейских машин, передававшиеся по громкоговорителю требования полиции — все это убедило миссис Симплон, что ей лучше скрыться. Одевшись так быстро, как она только могла, схватив драгоценности и деньги, что были в доме, она прошла через внутреннюю дверь в гараж и спряталась там в смотровой канаве, которую когда-то предусмотрительно соорудил ее муж, любивший повозиться не только под миссис Грэббл, но и под своей машиной. Там она и выжидала, прикрыв канаву над собой деревянной крышкой. Через дверь гаража и эту крышку до нее доносился звук громкоговорителя, предупреждавшего, что дом окружен и сопротивление бессмысленно. Миссис Симплон и не думала сопротивляться. Она проклинала себя за свою глупость и пыталась лихорадочно выстроить какое-нибудь оправдание собственным действиям. Она все еще не нашла его, когда над Сэндикот-Кресчент уже начал заниматься рассвет и пятнадцать полицейских, выйдя из укрытия, взломали переднюю и заднюю двери, четыре окна и обнаружили, что дом пуст.