Грезы наяву

Хэндерсон, конечно, замечал угрюмые взгляды Алекса, но не обращал на них внимания. Вот и сейчас, проводив ироничной усмешкой Хэмптона, набросившего на плечи плащ и отправившегося на палубу, он опять принялся беззаботно болтать с Эвелин. Хотя думал при этом о вещах очень серьезных. Ему во что бы то ни стало и как можно скорее необходимо добраться до проклятого пакета. Но пока Хэндерсон не мог и предположить, где он находится. Разве что воспользоваться напряженностью между новоиспеченными супругами, видимую невооруженным глазом, и внушить Эвелин желание самой докопаться до содержимого пакета. А если еще и совратить молодую супругу под носом самонадеянного Хэмптона! Тем более что иногда ему казалось, что она сама не прочь… по крайней мере — позлить супруга. Лучшего и желать трудно.

Мысли Эвелин сейча были очень далеко от контрабандистов и всего прочего, с ними связанного. Когда за Алексом захлопнулась дверь, сердце у нее екнуло. Да, она хотела пробудить его ревность болтовней с Хэндерсоном, но добилась, похоже, обратного. Алекс все больше замыкался в себе. Теперь он, видимо, окончательно решил развестись. Эта мысль вовсе не радовала Эвелин. Она все больше убеждалась, что не хочет никакого развода. Представить не могла, что никогда больше не будет его рук, поцелуев, объятий. Кроме того, теперь она точно знала, что никакого ребенка нет. И не будет… От этой мысли на глаза наворачивались слезы, а на душе становилось холодно и пусто.

— Муж никогда не называл вам имен контрабандистов? Он, кажется, занимался собственным расследованием? — спросил Хэндерсон как бы между прочим, но при этом оставил пасьянс, который начал было раскладывать.

Эвелин отстраненно покачала в ответ головой. Нужно было идти сменить мать у постели больного.

— Если у него есть какая-то информация, — не унимался Хэндерсон, — то странно, почему он держит ее в секрете? Может, он сам замешан?

До Эвелин наконец дошло.

— Зачем ему тогда заниматься расследованием против себя?

Хэндерсон был рад, что заставил ее слушать. Он недоуменно пожал плечами.

— Возможно, чтобы проверить, есть ли настоящие доказательства. Но если он сам не замешан, то почему не хочет исключить вас из числа подозреваемых? Странно.

Эвелин припомнила, что ей и самой приходило такое в голову, но теперь все это казалось неважным. Она прислушалась, не возвращается ли Алекс.

— Какое это теперь имеет значение?

Томас изобразил на лице крайнее изумление.

— Ну как же? Вы в очень скором времени можете стать графиней. И если просочатся слухи о контрабанде… это поставит вас в крайне щекотливое положение. Если хотите знать мое мнение, то лучше заранее уничтожить все, что может свидетельствовать против вас, подстраховаться. И я смогу помочь вам в этом.

Эвелин нахмурилась. До нее с трудом доходил смысл речей адвоката — присутствовало в них что-то, вызывавшее смутное беспокойство. Догадки были безумные, но они, тем не менее, проносились в голове. Может ли находиться в пакете что-нибудь против нее? Если даже и так, то Алекс никогда не пойдет на такое. Будет развод и все. Это будет цена ее свободы. Зачем ему втаптывать ее в грязь?

Она потрясла головой, как бы освобождаясь от наваждения. Но тревожные мысли не оставляли ее. В самом деле, почему он держит эти свидетельства в секрете? Сам говорил, что там есть очень важные факты. Ей все больше не нравилось это.

Граф продолжал сражаться с болезнью, но силы его уходили, и надежды оставалось все меньше. К концу ноября они преодолели самую суровую часть пути, погода стабилизировалась, но здоровье графа не улучшалось. Постоянные дежурства у его постели измотали всех окружающих. Тем более что само путешествие, с постоянными зимними штормами и пронизывающим холодом, не внушало особой бодрости. Практически все на борту чувствовали себя больными.

Алекс обычно сидел у постели графа с бутылкой бренди, потому что больше скрасить долгие часы безнадежного ожидания было нечем. Эверетт, все реже приходя в себя, хмурился, наблюдая за настроением наследника, но молчал. Говорить у него не хватало сил. Лишь иногда он спрашивал, где Эвелин. Ему очень не нравилось угрюмое, беспросветное состояние Алекса, все больше погружавшегося в себя.

— Спит у себя, — отвечал Хэмптон. — Сейчас ночь.

— Вам бы надо спать вместе… Сейчас твоя главная задача — не оставить наш род без наследников. Или первый уже на подходе?

Алекс еще больше нахмурился. Он уже знал, что никого на подходе нет. В этом он убедился несколько дней назад, когда Эвелин начала стирать свое белье.