54  

— Знаешь что, — сказал я, ведя ее за собой вверх по лестнице, — давай-ка выпьем.

— Наверху? — спросила Джен. — А где же твой красавчик приятель?

— Мой названый брат, — поправил я.

— Разве его нет дома? — спросила Джен.

— Нет, сегодня нет, — ответил я.

— А вот и нет, — сказал Грегори. — Он дома.


— Заходите, — продолжал он, — пожалуйста. Посидите, поболтайте со мной немного.

— Отлично. Давайте и вправду выпьем вместе, — сказал я даже несколько горделиво.

— Кошмарный день. Пришлось удрать из галереи и вернуться в мое гнездышко. Я пробовал тебе звонить, Терри, но тебя не было на месте. Снова этот грипп начинается.

— А что такое с вашим гриппом?

— Ужасная несправедливость.

— Бедный мальчик, — сказала Джен.

— Вот именно — бедный. Чертовски несправедливо.

— Несправедливо по отношению к кому? — спросил я.

— Не волнуйся, я не стану тебе поперек дороги. Можешь бросить меня здесь умирать, а сами отправляйтесь, поиграйте.

Жутко сексуальные вещи, подумал я, произносит он своими тонко очерченными губами. Если он думает, что я могу, то, может быть, я действительно могу.

— Скажи-ка мне, — спросил он тогда, — по какому это поводу у вас сегодня такое буйное веселье?

— О, — сказала Джен. — Мы пили такие роскошные напитки. Много-много всяких роскошных напитков. А потом роскошно пообедали. А потом приехали сюда.

— Зачем, скажи, умоляю? — спросил Грегори, моргая, и кровь у меня застыла в жилах.

Джен повернулась ко мне и сказала, с убийственной точностью подражая голосу Грегори, его помпезному, жеманному, грубоватому, педерастичному голосу:

— …Чтобы поиграть.

Я рассмеялся — рассмеялся во весь голос, с порочной непринужденностью. Я рассмеялся торжествующе, и в смехе моем наконец-то не было ни единой нотки зависти или страха.

— …Правда, Теренс, — сказал Грегори, — не пора ли тебе заняться своими зубами? Они уже позеленели — но, может, твой участковый дантист и примет какие-то меры забесплатно. Можно еще заказать маленький паричок. Нет, правда, Терри…

Джен нахмурилась. Зазвонил телефон.


Я стоял на улице. Пошел дождь. Я поднял руку. Меня занимало, сколько может стоить такси, ведь я отдавал себе отчет, что никогда не смогу попросить ни у кого сдачи. Конечно, я ненавидел себя за эти мысли, но у меня вдруг появилось так много всего, что я ненавидел еще больше: красавчика Грегори там, наверху, в своей сухой и чистой постели; прекрасную Джен там, наверху, с ним — пьяную и свободную; загубленную Урсулу, полуживую, которую, со свистом рассекая воздух, мчит сейчас по глянцево блестящим улицам «скорая», добрые руки человека в белом халате стараются привести ее в чувство, ее брат в пути.

II

Ты, конечно, знаешь, что это значит, когда кто-то отчаянно хочет тебя.

Грегори

Боже мой!

Кажется, я повел себя неправильно. Кажется, я опозорился. И я действительно «повел себя неправильно». Я действительно опозорился! Боже мой!


Должен, однако, сказать, что Теренс ведет себя в связи со всей этой историей убийственно старомодно. Он так дуется на меня, что, кажется, вот-вот лопнет. Глупый мальчик. Можно подумать, будто я чуть ли не сбежал с его женой, хотя — как я ему вполне откровенно признался — это была скорее ее идея, чем моя. Но он по-прежнему бледен как мертвец: я никогда не видел на его рыжеватой мордашке такого глубоко сосредоточенного выражения, такого решительного и жлобского… Плохо дело.

Видишь ли, в некотором смысле я готов поспорить, что все это было просто вопросом привычки. Всякий раз, когда наши сексуальные отношения с женщинами пересекались, Терри не смел и рта раскрыть насчет того, кто кому достанется, кто кого хочет, кто кому больше нравится. По сути, в подобных ситуациях он с готовностью брал на себя роль мальчика на побегушках, расторопного сводника, добровольно отказываясь от статуса самостоятельной сексуальной единицы с собственными запросами, обидами и достоинством. «Теренс, сходи позови тех двух девчонок… Вон там две девчонки, Терри, — сходи позови их… Сходи позови вон тех двух девчонок, Терри…» Что-то в этом роде. Вполне естественно, ему доставалась уродина (если и доставалась), либо, в тех редких случаях, когда девушки оказывались одинаково привлекательными, что редкость: красавицы выходят охотиться на пару с чудовищами (почему? достаточно взглянуть на меня и на Теренса), он мог, мог попытаться заарканить отвергнутую мной насупленную, фыркающую подругу. Такое положение дел его устраивало. Правда, время от времени я неизбежно чувствовал исходящие из самого его нутра медленно пульсирующие волны желания, но в целом он держался исключительно робко и застенчиво. Так или иначе, секс в глазах Теренса был греховным проступком, и этот греховный проступок для него лежал в основе жизни.

  54  
×
×