Пушка Ньютона

– И? – Адриане хотелось, чтобы он продолжил свой рассказ.

– И в саду моей матери, в винограднике, было так приятно гулять. Я всегда думал, что если так хорошо в саду моей матери, то в королевских парках, должно быть, чувствуешь себя как в раю.

Адриана кивнула.

– Но согласитесь, королевские парки очень красивые, если на них смотреть из окна или с холма возле оранжереи.

– Они великолепны, – согласился гвардеец. – Но гулять по ним – сущая пытка.

– Я согласна с вами, – ответила Адриана. Стараясь сменить тему, она спросила: – Вы говорите, что родом из Беарна?

– Да, в Швейцарской роте нет ни одного швейцарца. У нас даже лейтенант француз. Мой отец также состоял в Швейцарской роте, а отец моего отца был мушкетером при Людовике XIII, в то время мушкетеры составляли «легион Цезаря». Мой род служит королю Франции уже много-много лет. Адриана кивнула.

– Мой тоже, – ответила она. – А к какому роду вы принадлежите?

– Д’Артаньянов, – ответил гвардеец.

Она секунду колебалась, потом посмотрела ему прямо в лицо и сказала:

– А я из рода Моншеврой.

– Я знаю, – почему-то смутился гвардеец. – Мой отец хорошо знал вашего дядю и был о нем высокого мнения.

– Какая ирония судьбы: ваш отец и мой дядя верно служили королю, более того, они были друзьями, а вы – мой страж, и получается, мы с вами враги.

Гвардеец снова покраснел.

– Не говорите так, прошу вас, мадемуазель. И не думайте, будто я считаю, что вас нужно держать под стражей.

– Конечно же я так не думаю. – Как ни старалась Адриана, но раздражение все же прозвучало в ее голосе. – И как я могу такое подумать?!

Они прошли вперед еще ярдов тридцать. Все это время Адриана пыталась подавить прорвавшееся наружу раздражение. Наконец ей удалось с ним справиться, и она вновь заговорила:

– Вы уже давно в Версале? Можно я буду называть вас по имени? Как вас зовут?

– Меня зовут Николас, мадемуазель.

– Очень хорошо. А вы должны называть меня Адриана. Так когда вы прибыли в Версаль, Николас?

– Почти три года назад в составе Швейцарской роты, – сказал он не без гордости.

– Три года! И за все это время вы не смогли почувствовать и понять красоты парков Версаля?!

Они продолжали идти дальше; возникшая в разговоре пауза затянулась и сделалась неловкой. Адриана пыталась найти тему для непринужденного разговора, но, к ее удивлению, Николас опередил ее:

– Если вы, так же как и я, считаете парки неуютными, зачем же вы отправились сюда на прогулку?

– Все очень просто. Туда, куда я иду, можно попасть только через парк.

– Вы идете…

– К барже. Я хочу взглянуть на нее. Мне сказали, что большая ее часть уцелела.

– Извините, мадемуазель, но баржу вчера сожгли.

– Зачем? Как ее могли сжечь, не осмотрев внимательно и не выяснив причину пожара?

– Я думаю, ее осмотрели, мадемуазель Адриана, и сам король приказал ее сжечь.

«Как, интересно, Торси собирается получить от меня доказательства моей версии покушения, если главное вещественное доказательство сожгли?» – разозлилась Адриана.

– В таком случае, Николас, я приношу свои извинения за то, что заставила вас пуститься в столь неприятное путешествие по паркам, не имея на то причины, – сказала Адриана. – Хотя у меня уже не осталось времени для прогулок, мне пора в лабораторию.

Николас кивнул:

– Должен признаться, что сегодня мне эти парки показались не такими унылыми, как раньше.

– Отчего же?

Он помолчал некоторое время, затем рассмеялся.

– Я пытался продемонстрировать любезность и галантность, мадемуазель. Но, похоже, мне это не удалось.

Адриана искренне рассмеялась в ответ.

– Да, не удалось, – согласилась она. – Должна признаться, что у меня это тоже не очень хорошо получается. – Неожиданно для себя она похлопала его по руке. – Кроме того, – заключила она с некоторой неловкостью, – вам незачем мне льстить. Вы и так меня пленили.

Он отреагировал не так, как она ожидала. Он замолчал. Адриана поняла, что задела его чувства, но не знала, как деликатно загладить оплошность. Она раздумывала, как же объяснить, что это была лишь шутка. Не находя выхода из неловкого положения, Адриана неожиданно нашла, вернее, поняла, что мучило ее все сегодняшнее утро и не давало спать.

«Обсерватория. Фацио с Густавом нужен телескоп. Но зачем?»

13. Все сошлось в одну точку

Лапы огромного паука обвивали Бена, шурша, заползали ему в уши, глаза. От ужаса он застыл на месте, у него хватило сил лишь на то, чтобы рукой стряхнуть паука с лица, это резкое движение выбросило его из сна в явь. Бен проснулся и испытал величайшую радость, что избавился от нового кошмара.