Бог — мой приятель

— Он же простудится, ты ведь даже не представляешь себе, как легко дети могут заболеть, — объясняет она мне.

Стоит только столбику термометра за окном опуститься ниже отметки плюс пятнадцать, как мой сын превращается в малютку эскимоса, укутанного с ног до головы так, что он даже не может пошевелиться. Когда я интересуюсь у Алисы, откуда у нас в доме взялся этот детеныш мумии, она лишь замечает, что мои шутки в данном случае абсолютно неуместны. Перед уходом она прихватывает с собой внушительных размеров сумку, набитую продуктами и лекарствами, — «на всякий случай, мало ли что». Я безусловно с ней соглашаюсь и признаю, что этих запасов им с лихвой хватит, чтобы продержаться дней десять в бирманских джунглях и тому подобных непригодных для жизни местах. На это она закатывает глаза и делает такое лицо, что я сдаюсь и больше уже ничего не говорю. Заключительная сцена разворачивается в машине, где она по полчаса проверяет и перепроверяет, исправен ли ремень безопасности и нет ли в нем скрытых дефектов, ускользнувших от ее пристального взора при предыдущем осмотре, и хорошо ли пристегнуто детское кресло. Чтобы удостовериться в этом, она каждый раз что есть силы дергает за ремень, и я не удивлюсь, что, когда в один прекрасный день он и впрямь оторвется, она воскликнет: «Вот видишь, я же говорила, что он неисправен!»

В конце концов мне пришло в голову спросить совета у Бога. Уж если мне не под силу ее вразумить, то, может, хотя бы у него получится.

— Послушай, будь добр, поговори с Алисой. Думаю, ей станет легче, если она будет знать наверняка, что с Лео ничего не случится…

— Нет. Это даже не обсуждается.

— Ну пожалуйста, прошу, сделай это ради меня! Ты же знаешь, она умная и достойна встретиться с тобой не меньше моего.

— Ни в коем случае. Она не готова. В ней нет той причины, которая есть в тебе и о которой я расскажу как-нибудь позже. Раз я говорю нет — значит, нет. И не упрашивай меня больше.

— Ну хорошо. Тогда, может быть, ты ей что-нибудь незаметно внушишь, и она перестанет так пессимистично смотреть на вещи? Ты же можешь сделать ее поспокойнее, разве нет?

— Конечно могу, но не буду.

— Почему?

— Потому что всегда предоставляю людям право свободы выбора. Это мой принцип. Я никогда не влияю на ваши решения, вы мне не игрушки.

— Но на мои решения ты влиял!

— Не вполне. Впрочем, сейчас разговор не об этом.

— Согласен, но уж коли ты утверждаешь, что с Лео все будет в порядке, значит, тебе наперед известно, что с нами со всеми будет и, следовательно, никакого права свободного выбора у нас нет!

— Это совершенно разные вещи. Я знаю ваше будущее благодаря своей власти над временем и пространством. Для меня времени не существует, и точно так же оно останавливается для тебя, когда мы вместе. Я же на это время переключаюсь в «человеческий режим», так сказать, иногда мне это необходимо, чтобы лучше вас понимать. Впрочем, так я поступаю крайне редко, иначе представляешь, что бы было, если бы я ощущал течение времени так же, как и ты? Я бы с ума сошел, ибо потенциально я вечен.

— Как это «потенциально»? Может, ты и будущего никакого не знаешь? Может, ты мне вообще все наврал?

— Я никогда не утверждал, что владею тайной абсолютного будущего, я говорил, что знаю жизнь человека с момента его рождения, поскольку именно длиной человеческой жизни измеряется глубина моего предвидения. К примеру, в данную секунду я вижу будущее на сто тридцать четыре года вперед, до того момента, когда умрет самый старый из ныне живущих на земле людей. Понимаешь, о чем я? Иными словами, сейчас я знаю лишь то, что будет происходить с этой самой секунды на протяжении еще ста тридцати четырех лет, и так будет до тех пор, пока не появится на свет другой ребенок, которому суждено прожить еще дольше. А вот, кстати, и он. Это японец, его назовут Сигеру, и он проживет целых сто тридцать шесть лет, так что теперь мое знание будущего распространяется на сто тридцать шесть лет вперед. И с появлением каждой новой жизни все меняется.

— Выходит, на наши решения ты никак не влияешь, но при этом знаешь наперед всю нашу жизнь?

— Совершенно верно. Я знаю все, кроме вашего ответа на Вопрос. Это единственное, что до самого конца остается для меня загадкой. Здесь вы получаете полную свободу и абсолютную власть надо мной.

Очень мило с его стороны было просветить меня насчет пространства и времени, пресловутого Вопроса и прочих вещей, но что мне с того? Моих проблем с Алисой это не решило, она все такая же ненормальная. Когда же я ей об этом прямо заявляю, она говорит, что понятия нормальности в природе вообще не существует и уж кому, как не ей, об этом судить, ведь она каждый день ковыряется в мозгах нормальных с виду людей и видит там такое, от чего бы у меня волосы дыбом встали. Допустим. Тогда я выражаюсь по-другому и говорю, что ее поведение по меньшей мере нездорово, но она ничего не желает слушать и переводит разговор на другую тему. Она всегда так поступает, поэтому до ссор у нас дело не доходит. Она избегает разговора всякий раз, когда чувствует, что атмосфера накаляется. Все это, конечно, на пользу нашей семейной жизни, но, к сожалению, не решает ее проблем.