Землекопы

Нисодемус предлагал построить Магазин заново.

Сердца номов замирали от смешанного чувства восторга и ужаса, пока Нисодемус объяснял им, что аббат Гердер был абсолютно прав: покидая Универсальный Магазин, они увезли с собой Арнольда Лимитеда (осн. 1905), так сказать, в своих сердцах. И если номам удастся доказать, что они по-прежнему верны ему, он придет к ним на помощь, положит конец их несчастьям и возведет новый Магазин здесь, на этой неприютной земле.

Так, во всяком случае, понял его речи Доркас. Он давно уже пришел к выводу: если все время только слушать, что говорят другие, не останется времени, чтобы понять, что они хотели сказать.

Не следует думать, однако, что Магазин в самом деле будет построен здесь заново, разъяснял Нисодемус, и глаза у него горели, как два уголька. Можно, например, переделать каменоломню, разделить ее на отделы, и номы будут селиться под ними в строгом соответствии с фамилиями, а не так, как прежде, — где придется. Необходимо повсюду развесить таблички. И вообще вернуться к старым добрым порядкам. Нужно сделать так, чтобы Арнольд Лимитед (осн. 1905) чувствовал себя здесь как дома. Иными словами, возродить Магазин в своем сердце.

Номы не так уж часто сходили с ума. Доркас смутно помнил одного пожилого нома, который в один прекрасный день вообразил себя чайником, правда, через несколько дней он выбросил эту блажь из головы.

Нисодемус явно хватил через край.

Судя по всему, такого же мнения придерживалось еще несколько номов.

— Я не совсем понимаю, — поинтересовался кто-то из них, — каким образом Арнольд Лимитед (осн. 1905), не в обиду ему будь сказано, сможет остановить этих людей?

— Разве люди докучали нам, пока мы жили в Магазине? — парировал Нисодемус.

— Да нет, потому что…

— Тогда положитесь на Арнольда Лимитеда (осн. 1905)!

— Но ведь это не помогло, когда Магазин решили снести! — послышался голос из толпы. — Тогда вы поверили Масклину, Гер деру и Грузовику. И самим себе! Нисодемус то и дело повторяет, какие вы умные. Так постарайтесь доказать это на практике.

Доркас узнал голос Гриммы. Никогда прежде ему не доводилось видеть ее в таком гневе.

Протиснувшись сквозь ряды встревоженных номов, она оказалась лицом к лицу с Нисодемусом, впрочем, было бы правильнее сказать «лицом к груди», поскольку он стоял на возвышении. Нисодемус обожал стоять на возвышении.

— Предположим, вы построите свой Магазин, а дальше что? — кричала Гримма. — Что будет дальше? Не забывайте, до того Магазина тоже в конце концов добрались люди.

Нисодемус разинул рот, да так и стоял в растерянности, не зная, что ответить.

— Но они подчинялись Правилам! — заговорил он наконец. — Вот именно! И тогда все было намного лучше, чем теперь.

Гримма смерила его презрительным взглядом.

— Неужели вы думаете, что кто-нибудь вам поверит?

Наступила тишина.

— И все же следует признать, — очень медленно проговорил какой-то пожилой ном, — что тогда все было действительно лучше, чем теперь.

Послышалось шарканье множества подошв. Больше ничего не было слышно. Только шарканье множества подошв.

— Они поверили ему! — возмущалась Гримма. — Вот так! О Совете никто и не вспомнил. Они делают все, что бы он им ни сказал!

Гримма и Доркас сидели в его мастерской, устроенной под скамейкой в старом гараже. «Мое маленькое убежище, — так называл мастерскую Доркас. — Мой уголок». Повсюду валялись обрывки проводов и всякие железки. На стене кусочком грифеля были выведены какие-то каракули.

Доркас машинально вертел в руках кусок проволоки.

— Ты чересчур требовательна к ним, — тихо сказал старый механик. — Не нужно было на них кричать. Они столько пережили! Стоит повысить на них голос — и они тут же теряются. Что же до Совета, то он был хорош, пока все обстояло благополучно. — Доркас пожал плечами. — Все равно без Масклина, Гердера и Ангало он потерял всякий смысл.

— И все же после всего, что случилось… — Гримма развела руками. — Вести себя так глупо только потому, что он обещал им…

— Немного покоя, — сказал Доркас и покачал головой.

Нет, таким, как Гримма, этого не объяснить. Хорошая она девушка, умница, но считает, что все остальные должны реагировать на происходящее так же бурно, как она. А им, в сущности, нужно только одно — чтобы их оставили в покое. Жизнь и без того достаточно трудна, а тут еще кто-то вечно пристает к ним с призывом сделать ее лучше.