Лондонские поля

Когда Гай дошел до павильона, он замешкался у дверей — казалось, его надолго парализовало отчаянное нежелание быть навязчивым. Потом все-таки вошел. Сначала все, что он почувствовал, было простым разочарованием. Он надеялся, что там будет Николь, но ее не было. Среди тех, кто толпился у стойки, он видел девушку — та стояла прямо под лампой и была очень похожа на Николь. Это и была Николь, почти наверняка. Но Гай совершенно не был с нею знаком.

Минутой раньше он подумал, что Триш в своем капюшоне кажется освобожденной от телесной оболочки, развоплощенной, лишенной пола; то было существо среднего рода («оно», а не «она») — или же просто не имевшее отношения ни к чему человеческому. Но девушка у стойки, без капюшона, ярко освещенная, полностью открытая всему миру, имела еще меньшее отношение к чему-либо человеческому, нежели существо в капюшоне.

Николь смеялась, до невозможности широко растягивая рот. Энергетическим уравнением здесь могло бы выступить нечто вроде x=yz ² , где y обозначает определенное количество индивидуальной женской красоты, z — число присутствующих мужчин, а x — платоническое групповое изнасилование, которое, при некоторых возможных вариантах развития, могло бы обратиться и в действие. Следует сказать, что мужчины вокруг нее только хмурились и улыбались, словно бы опешив перед ее яркостью, громогласностью, размахом ее плотоядной рисковости. Куда смотрит гость, когда маленькая дочка хозяина кувыркается, чтобы его позабавить, — когда все так прозрачно и откровенно? Но Николь не была маленькой девочкой. Снова взобравшись на свой табурет, она сильно вздрогнула и повернулась к Киту, как бы втайне прося у него прощения; и не было у окружающих никакой возможности не посочувствовать Николь в ее забавной борьбе с кромкою своего платья. Их безраздельным вниманием — вот чем она располагала.

Кит наблюдал за ней с гордостью. И Чик наблюдал за нею — Чик, Чик Пёрчес, огромный, обходительный, осторожный, с густыми волосами и низким голосом, а самое главное — опасный: чувствовался в нем некий накал крутизны или же просто уголовщины. Он походил на первоклассного, звездного актера, принимающего на себя ту роль, которую ему приписывает недалекое воображение обывателей. Судя по его лицу, ему в равной мере доставляло удовольствие заниматься любовью с женщинами и наносить увечья мужчинам, причем одно было тесно связано с другим; более того, можно было заметить, что сеять жизни и пожинать их было для него двумя сторонами одной медали. В его внешности присутствовало и нечто нелепое, зловеще нелепое: он одевался, как девочка, одевался, как какая-нибудь цыпочка. Брюки у него отличались ритмичной плавностью линий, словно у какой-нибудь девочки, да и рубашку украшали оборочки вроде тех, какими могла бы украсить свою блузку любая из цыпочек. Но он не был маленькой девочкой. Ошибиться насчет его пола было невозможно. Какого Чик пола? Ответ на этот вопрос оттопыривался под туго натянутой тканью его оранжевых брюк, меж талией и бедрами, он был явственно виден и зловеще нелеп. При виде него женщины так и роняли слюнки, чем и объяснялось то, что Чик до сих пор не дошел еще до самых вершин — криминальных и дартсовых. Сегодня, однако, рядом с ним не было ни подающей надежды гастролерши, ни покрытой испариной теннисистки — в кремовом «роллс-ройсе» с ним прибыл один только Джулиан Нит, который выглядел тем, кем и был: удачливым посредником, возделывающим истощенную почву.

— Прошлое — это прошлое, — говорил Кит. — Давай забудем обо всех неприятностях. И в знак этого пожмем друг другу руки. Ведь так оно по понятиям, а, приятель?

— Идет, — низким голосом сказал Чик. — Но, Кит, ответь-ка мне на один вопрос. Что может быть общего у такой, как она, с замурзанным пронырой вроде тебя?

— Чик!.. — сказал Джулиан Нит.

— Видали? — сказал Кит.

— Думаю, Чик, это совершенно несправедливо, — сказала Николь. — Кит превосходно играет в дартс.

— Ладно, завязывайте с этими разборками, — сказал Майлз Фицвильям, подходя и стягивая с головы наушники. — Снимаем интервью перед матчем.

Двое соперников неуклюже соскользнули со своих табуретов.

Гай увидел, что ему предоставляется шанс. Но шанс для чего? Поначалу ему показалось, что он вообще разучился ходить.

Николь его заметила — она улыбнулась ему и помахала рукой с оживленностью марионетки. Когда он шел через зал, в нем росла надежда на то, что она станет той женщиной, которую он знал; она, однако, становилась все более незнакомой. Со все более незнакомыми глазами, все более незнакомой улыбкой. Уже будучи достаточно близко, он на пробу сказал ей: