Лондонские поля

Николь испытывала к бикини отвращение; бикини (и то, как их тесемки разграничивают божественную грудную клетку, превращая груди в какое-то подобие полипов) она считала апофеозом вульгарности; тем не менее, она была именно в бикини, когда Кит Талант поднялся в тот день на крышу и застыл там, щурясь от сияния… Она купила его этим самым утром, и было оно, бикини Николь, исключительно вульгарно: предельно узкое, оно как бы рассекало ее бедра, а белизна его на фоне ее персидской кожи казалась особенно яркой. Поначалу Кит — как от него и требовалось — определенно решил, что она загорает в нижнем белье: он на несколько мгновений отвернулся, опасаясь, что застал ее врасплох посреди этой опрометчивой импровизации. Но потом различил водонепроницаемость белых изогнутых полосок материи, имитирующей шелк.

— Привет, — сказала она.

Кит несколько раз кашлянул.

— Она носила штучку-крохотульку, — протянул он нараспев. — У мужичков зудело от надежды…Ну-с, приветик. Наше вам.

— Кит, а ты знаешь этимологию слова «бикини»?

— Кого?

— Да, ты прав. Оно, скорее, происходит от кого-то. Точнее даже — откуда. От атолла Бикини, Кит, в Маршалловых островах, где американцы испытывали новое оружие в 1946 и 1954 годах. Сначала это были атомные бомбы. Позже, в пятидесятых, кое-что похлеще: водородная бомба. — Она горестно рассмеялась. — Я все-таки не понимаю, каким образом все это могло с неизбежностью привести к возникновению у слова «бикини» такого значения, как «минимальное пляжное одеяние из двух предметов, предназначенное для женщин». Перед твоим, Кит, приходом я справлялась об этом в Бруере. Он по-свойски уподобляет разрушительный эффект, производимый взрывом водородной бомбы, разрушительному эффекту, производимому этим костюмом.

Говоря все это, Николь смотрела не на Кита, а на свое бикини и на все то, что оно обрамляло. Она совершенно правильно полагала, что и он занят тем же самым. Стянутые друг к другу груди, вогнутости горла и живота, белая пирамидка, ноги бегуньи. Кит не знал, не мог бы догадаться и ни за что не поверил бы, что полчаса назад тело это стояло, обнаженное, перед зеркалом в ванной, а хозяйка его проливала тем временем слезы, омывая ими ступни бога гравитации. Красота — она во взоре, ее созерцающем. Она радует созерцателя; но как насчет ее владелицы, собственницы, обладательницы? Николь сомневалась в том, чтобы красота ее когда-либо в жизни смогла доставить ей хотя бы мимолетное удовольствие. Даже в шестнадцать, когда ты с волнением осознаешь, чем ты наделена (воображая, что это будет длиться вечно), ты все же замечаешь и то, чего у тебя нет и никогда не будет. Рука красоты всегда у ее губ, она всегда с тобою прощается. Да, но прощается она с тобою в зеркале.

— Ба-бах! — сказал Кит.

— То, что сотворили там американцы, — одно из величайших преступлений в истории человечества. Если со всего мира собрать самых отъявленных мерзавцев, самых ушлых злодеев, они все вместе не смогли бы переплюнуть то, что случилось с Бикини, не придумали бы ничего гаже. Ну и как же, Кит, увековечили мы это преступление? — Она указала на две узенькие полоски своего одеяния. — Некоторые дамочки просто-таки тащатся от такого вот фуфла. Оно так и пропитано двадцатым веком, не находишь?

— Да, просто дьявольски.

— А ты знаешь, что эти коралловые лагуны останутся зараженными радиацией еще сотни лет?

— Да уж… болезнь хроническая, — сказал Кит, пожимая плечами.

— …Ты, Кит, выглядишь сегодня совершенно в ладах с самим собою, — сказала Николь — тоном, который вполне мог показаться приязненным. — Да и прикинут что надо.

— Да уж, нынче у меня дела на мази, — сказал он. — Играю сегодня… — Он непроизвольно опустил в смущении голову, затем снова поднял взгляд и улыбнулся. — Дартс, однако…

— Что, Кит? Дартс?

Он кивнул.

— Ну да. Дартс. И уверенности мне хватает. С лихвой. Весь так и сочусь уверенностью.

Кит продолжал распространяться о своих надеждах и мечтах, связанных с игрою в дартс; поведал ей, что в скором времени собирается прорваться на арену мировых состязаний по метанию дротиков. Николь с милым видом задавала ему язвительные вопросы, и Кит отвечал на них с определенной долей грубоватого красноречия.

— Знаю-знаю, эти придиры от злости кипятком писают, но сегодня этот спорт стал очень даже престижным. Очень даже. Финал дают по ТВ. Если я отведаю вкус победы, то покажусь перед телекамерами рядом с самим Кимом Твемлоу — это первый номер в мире. Да, Ким Твемлоу… для меня он все равно что бог.