Экстази

Завтра к нему из Лондона приедут Бет и Джиллиан. Согласно неписаной семейной традиции, Барни всегда отправлялся на дачу первым, «растопить камин», как называл это он сам. Барни и в самом деле в одиночестве наслаждался осмотром своих достижений в реставрации. Конечно, все это сделали рабочие, преобразовав бесполезную кучу камней в домик мечты. Барни тоже появлялся на строительстве, болтался повсюду, стараясь казаться своим парнем, но так и не завоевал доверия со стороны рабочих, даже когда приносил им пива или предлагал закончить пораньше, чтобы вместе сходить в местный деревенский паб. Ему казалось, что они по-провинциальному робки и чувствуют себя неловко при нем. На самом деле так и было. Они уходили из паба под разными предлогами, один за другим. Потом они звонили в бар узнать, там ли еще Барни, и возвращались обратно, когда он уходил.

Домик был пропитан холодной сыростью, и Барни собрался разжечь камин. Он и не заметил, как, пока он бездействовал, обходя свое укрытие, наступила ночь. Барни вышел наружу — принести углей из сарайчика, погруженного в чернильную темноту, до которой не доходил свет из окон домика. Ему было хорошо, когда он шел вот так в темноте, ночной воздух приятно холодил кожу.

Он осторожно ступал по скрипучей тропинке, когда ему показалось, что он услышал какой-то шум, будто кто-то кашлял. Глубоко в груди он почувствовал приступ страха, но это быстро прошло, и Барни посмеялся над своей пугливостью. В дом он вернулся с углями и дровами.

И тут он с досадой вдруг обнаружил, что у него закончились каминные спички. И магазин в деревушке уже наверняка закрыт.

— Вот незадача, — произнес он.

Барни скомкал несколько газет, положил мелких щепок, а сверху маленькие кусочки старых углей. Дело продвигалось небыстро и требовало терпения, и Барни был доволен тем, что ему удалось-таки разжечь довольно приличный огонек.

Он немного посидел перед камином, но ему не сиделось на месте. Он поехал в деревню и пропустил в одиночестве пару стаканчиков в местном пабе, листая Телеграф. С разочарованием он отметил, что здесь нет ни одной знакомой души — ни местных рабочих, ни дачников из города. Через некоторое время, объятый меланхолией, нагнетаемой одиночеством, Барни вернулся домой.

Вернувшись в дом, он устроился в кресле напротив камина отдохнуть перед телевизором со стаканчиком портвейна, покусывая сыр «Стилтон», который привез с собой из города. Огонь в камине быстро согрел воду в отопительном котле, и в доме стало тепло. Барни начало клонить в сон, и он отправился в постель.

Но кроме него в доме был кто-то еще — на первом этаже.

В темноте фигура неизвестного двигалась быстро и бесшумно. С плеча, там, где у едва различимого силуэта должна была быть рука, свисала большая жестянка.

В ней был парафин, которым неизвестный пропитывал ковер и шторы в комнате.

Еще один человек был снаружи, во рту он держал кисть для краски. С невероятной скоростью и очень ловко, то задирая, то резко опуская голову, темная фигура выводила лозунги на стене дома:

CYMRU I'R CYMRU

LLOEGR I"R MOCH ^[прим.7]

Священные коровы

На своем грузовичке мы доехали до Ромфорда, где у этого чувака стоит перед домом старенький Астон Мартин.

— Всего полсотни, приятель, и она твоя, — говорит он нам, старый тупица. — Самому надоело с ней возиться. Столько уже в нее вбухал; осталось совсем немного доделать. Но с меня уже хватит.

Я заглядываю под капот — выглядит ничего. Бал тоже смотрит и незаметно кивает в мою сторону.

— Ну нет… совсем развалина, приятель. Можем забрать у тебя за десятку как металлолом.

— Ладно-ладно. Я тонну выложил за эту тачку. И еще столько же на нее потратил, — говорит мужик.

— Но тебе еще пару сотен придется выложить, чтобы эта штуковина заработала. По-моему, тут и с передачами проблемы. Ты еще много денег на ветер с ней выбросишь, уж поверь мне, приятель.

— Ну а сорок пойдет?

— Слушай, мы ведь бизнесом занимаемся. Нам все-таки что-то зарабатывать надо, — пожимает плечами Бал.

Наш дурачок кривится, но берет у нас десятку. Я-то быстро эту красавицу на ноги поставлю. Мы цепляем машину и тащим ее к себе на площадку.

Мне что — то от нашей добровольной тюряги становится здорово не по себе. Особенно в такой жаркий денек. Думаю, потому, что сюда никогда не попадает солнечное тепло, здесь все время эта сволочная тень -вокруг такие высокие дома. Здесь никогда не бывает солнечного света, одни старые сраные лампы. Когда-нибудь, клянусь, я прорублю дыру в потолке и вставлю какой-нибудь люк, что ли. Меня уже выворачивает от парафинного запаха печки и разбросанных всюду запчастей, воняющих маслом. И еще я вечно выбираюсь отсюда весь в дерьме. Конечно, все эти вонючие детали — и на полу, и на столе, куда ни кинь взгляд. И эти огромные ворота, на которых уже давно не хватает засова, и нам приходится на них замок навешивать. Меня здорово достает с ним по утрам возиться — намучаешься прежде, чем откроешь.

---

прим.7 Уэльс для валлийцев, англичане, убирайтесь домой.