Меррик

– Мы пришлем вам сиделок, Большая Нанэнн, – сказал Эрон с искренней добротой. – Простите, что так долго не приезжал. – Он подался вперед. – Вы можете мне абсолютно доверять. Мы пошлем за сиделками, как только выйдем отсюда.

– О чем это вы? – спросила старуха, утопая в пышной подушке. – Разве я просила... кого-то из вас... приехать?

Она говорила без французского акцента, удивительно молодым голосом, низким и сильным.

– Меррик, посиди со мной немного, chйrie[Дорогая (фр.).], – сказала она. – Успокойтесь, мистер Лайтнер. Никто не просил вас приезжать.

Она подняла руку, но тут же уронила – словно ветка упала на ветру, безжизненная, сухая. Пальцы скрючились, царапнув платье Меррик.

– Видишь, Большая Нанэнн, что купил мне мистер Лайтнер? – заговорила Меррик, разводя в стороны руки и демонстрируя новый наряд.

Только тут я заметил, что она нарядилась в свое лучшее платье из белого пике и черные лакированные туфельки. Короткие белые носочки смотрелись нелепо на такой развитой девушке. Впрочем, Эрон все еще видел в ней только невинного ребенка.

Меррик наклонилась и поцеловала маленькую голову старухи.

– Больше не волнуйся за меня, – сказала она. – Мне с ними хорошо, Большая Нанэнн, как дома.

В эту секунду в комнате появился священник – высокий сутулый старик, как мне показалось, ровесник Нанэнн. Он еле передвигал ногами и казался совсем тощим в своей длинной черной сутане, широкий кожаный пояс болтался на костях, с него свисали четки, мягко постукивавшие при каждом шаге.

Он не обратил на нас внимания, а только кивнул старухе и тут же исчез, не проронив ни слова. Какие чувства у него мог вызвать алтарь слева от нас, устроенный прямо у стены, я не мог догадаться.

Меня вдруг охватило беспокойство, не попытается ли он помешать нам – из добрых чувств, разумеется, – забрать с собою Меррик.

Никогда не знаешь, какой священник, находящийся в подчинении у Рима, мог слышать о Таламаске, какой священник мог опасаться нашего ордена или презирать его. Для всех приверженцев церкви мы, ученые скитальцы, были чужаками, неразгаданной тайной. Заявив о светской природе ордена, пусть и древнего, мы не могли надеяться на сотрудничество или понимание со стороны Римской церкви.

Только когда этот человек исчез, а Эрон продолжил свой вежливый разговор со старухой, я получил возможность как следует разглядеть алтарь.

Он был построен из кирпичей и представлял собой нечто похожее на лестницу, которая завершалась широкой площадкой, предназначенной, скорее всего, для особых подношений. На алтаре длинными рядами выстроились большие гипсовые скульптуры святых.

Я тут же увидел святого Петра, Папу Легбу с Гаити и святого на коне – видимо, святого Барбару, заменявшего Шанго, или Чанго[Шанго – верховное божество негритянской языческой мифологии, повелитель бурь, молний и грома.], в религии кандомбле, которого мы в свою очередь ассоциировали со святым Георгием. Дева Мария была представлена в виде Кармелитской Божией Матери, заменявшей Эзили, богиню вуду, у ног которой лежало множество цветов и горело больше всего свечей, мерцавших в высоких стаканах, так как по комнате гуляли сквозняки.

Был там и черный святой Южной Америки Мартин де Поррес с метлой в руке, а рядом с ним стоял, потупив взор, святой Патрик, от ног которого во все стороны расползались змеи. Всем нашлось место в этих подпольных религиях, сохраненных рабами Америки.

Перед статуэтками были разложены всевозможные маленькие сувениры, ступени ниже тоже были заставлены различными предметами, среди которых стояли тарелочки с птичьим кормом, зерном и какой-то снедью, уже начавшей гнить и источать дурной запах.

Чем дольше я разглядывал алтарь, тем больше подробностей замечал – например, жуткую фигуру Черной Мадонны с белым младенцем Иисусом на руках. Были там многочисленные маленькие кисеты, плотно завязанные, и несколько дорогих на вид сигар в нераспечатанных упаковках – наверное, их берегли для будущих подношений. Но это лишь мое предположение. На краю алтаря стояли несколько бутылок рома.

Это был один из самых больших домашних алтарей, которые я когда-либо видел. Меня не удивило, что некоторые тарелки с едой уже заполнены муравьями. В целом зрелище было неприятным и пугающим, не идущим ни в какое сравнение с тем алтарем, что Меррик устроила недавно в номере гостиницы. Даже во время моего пребывания в Бразилии, когда я поклонялся кандомбле, я не встречал ничего более торжественного и красивого. При виде алтаря я буквально цепенел, а мой прошлый опыт, скорее всего, лишь усиливал впечатление.